Я бегу. Не быстро, умеренно. Ролан впереди, между нами метра три-четыре. Волшебным видам вокруг уже не захватить мое внимание. Глаза неустанно следят за крепкими мышцами широкой спины, движение которых напоминают игру клавиш на пианино. Что они исполняют? Классику? Что-то тяжелое и пугающее от Баха? Или таинственную, завлекающую мелодию от Ролана Фрида? Я могла бы станцевать под нее в том белом полупрозрачном сарафане от Givenchy. Мои ступни утопали бы в теплом песке, волосы развивал слабый вечерний ветерок…

Ролан сбавляет темп, оборачивается. С этого ракурса хищность его натуры проявляется ещё ярче. Выглядит он слишком соблазнительно, чтобы я отказывалась это признать.

– Как спалось? – спрашивает Ролан, задрав голову. – Надеюсь, мы не доставили вам с Оскаром неудобства?

– Это какие же? – усмехаюсь я и обгоняю его.

– Музыка у бассейна, наши крики и разговоры. – Ролан ровняется со мной. – Бассейн как раз под окнами вашей спальни.

– Мы не заметили ничего такого.

Ещё как заметили! Я вынудила Оскара остаться в спальне, дабы все решили, что мы действительно проводим время наедине.

Насмешливый взгляд Ролана пробегает трусцой по всему моему внешнему виду.

– Что? Налюбоваться не можешь? – бросаю я с самодовольной улыбкой, что дается мне крайне сложно.

Обгоняю Ролана. Пока он не видит мое лицо, от злости поджимаю губы. А ведь как хорошо начиналось это утро!

– Надеюсь, сегодня то вы порадуете всех нас своим обществом?

– «Надеешься»? – оборачиваюсь я, продолжая бежать. – Это хороший знак.

Ролан нарочно бежит следом. Наступает почти на пятки. Я вновь оборачиваюсь: он откровенно любуется моей пятой точкой в черных лосинах. Козел.

– Раз уж наш дорогой друг влюбился в тебя, – с саркастической усмешкой отвечает он, – нам нужно познакомиться поближе. Мы просто обязаны это сделать! Оскар ведь так влюблен в тебя! Значит, ты – особенная. Особенная под номером…29? А, может, 41? Прости, со счета сбился.

– В который раз убеждаюсь, что первое впечатление – самое верное. – Разворачиваюсь к Ролану, но продолжаю бежать. Демонстративно оглядываю его, так же, как делает это он. – А Оскар знает о твоих чувствах?

Ролан сбавляет темп, смотрит на меня так, словно вот-вот и набросится. При этом его губы замирают в такой злорадной усмешке, что по моим ногам странным образом пробегают мурашки. Я мокрая от пота, я точно не замерзла и мне определенно не внушает страх этот его звериный оскал.

– Что ты так пялишься? – бросаю я самоуверенно. Виолетта бы по головке за эти слова не погладила.

– А тебя раздражает мой взгляд?

– Мне не нравится, когда типы, подобные тебе, даже не пытаются скрыть свои грязные помыслы. Это мерзко.

– «Грязные помыслы»? – улыбается Ролан. – И о чем я по-твоему думаю сейчас?

– О том, что ты никогда прежде не видел ничего более прекрасного. И как этим прекрасным тебе хочется обладать.

– Знаешь, как-то не сочетается с выражением «грязные помыслы», – улыбается он, сбавляя темп. – Какая-то нелепая чушь.

– Ах, прости! Я совсем забыла, что ты на другом языке говоришь.

– На каком же?

Я останавливаюсь, протираю лоб тыльной стороной ладони. От этих разговоров дыхание давно сбилось, дышу ртом. Ролан останавливается напротив меня, громко дышит носом. Солнце просыпается, его первые ещё слабые лучики ложатся на влажные от пота мужские плечи.

– Даю тебе ещё одну попытку, разговорчивая девочка, – нагло улыбается Ролан, склонив на бок голову. – О чем же я думаю сейчас?

– О том, какого черта эта аппетитная девочка досталась не мне? Я так хочу её трахнуть, прямо сейчас схватил бы за волосы и потащил в постель. Сорвал бы эту мокрую одежду, шлепнул по упругой попке, но, увы, в нее влюблен мой дорогой друг, а мужская дружба – превыше всего! И я ни за что не позволю своим грязным мыслишкам уничтожить её, потому что не родилась ещё та женщина, ради которой я наплюю на важное правило: девушка друга – неприкосновенная территория. И потому я вынужден отступить, сдаться, погасить пламя упрямства и вредности, ведь если счастлив мой друг – счастлив и я. Их личная жизнь никоим образом меня не касается и касаться не будет. Я лишь сделаю всё от меня зависящее, чтобы им обоим было спокойно и хорошо друг с другом. Ох, как же сложно на твоем грязном языке говорить, – нарочно забавляюсь я. – Начала вроде хорошо, а под конец всё равно ушла в художественность, да?