Несомненно, этот шаг происходившего из простых крестьян великого политика, стремившегося поставить под контроль государства все, что только возможно, был продиктован неотложными высшими государственными интересами тех суровых времен, – и в частности, разумеется, намерением укрепить внутреннее единство империи. Семеро афинских академиков, возглавляемых последним руководителем (схолархом) Академии Дамаскием, были вынуждены покинуть пределы великой империи и проследовали в воевавшую в тот момент с Византией Персию…

В Европе жесткая официальная монополия христианства в философии сохранялась в течение многих столетий, хотя, разумеется, – особенно начиная с эпохи Возрождения – всегда находились и те, кто отчетливо осознавал ее несомненную пагубность для «любви в мудрости».

Так, в 18-м веке Иммануил Кант в одном из своих писем заявил: «Я вовсе не скрываю, что смотрю с отвращением, более того, с какой-то ненавистью на напыщенную претенциозность целых томов, наполненных такими воззрениями, какие в ходу в настоящее время. При этом я убежден, что избранный в них путь является совершенно превратным, что модные методы [метафизики] должны до бесконечности умножать заблуждения и ошибки и что полное искоренение всех этих воображаемых знаний не может быть в такой же степени вредным, как сама эта мнимая наука с ее столь отвратительной плодовитостью. (…) Что касается запаса [метафизических] знаний, преподносимого публике, то мое мнение (оно не выражение легкомысленного непостоянства, а результат долгого исследования) таково: самое целесообразное – это снять с него его догматическое одеяние и подвергнуть необоснованные воззрения скептическому рассмотрению».

В 19-м веке Артур Шопенгауэр подверг уничтожающей (и по-прежнему не утратившей своей актуальности!) критике современную ему университетскую философию: «правительство не станет платить жалованья людям за то, чтобы они прямо или хотя бы косвенно противоречили тому, что по его указу возвещается со всех церковных кафедр поставленными им пасторами, или вероучителями (…) Профессору философии и в голову не приходит исследовать вновь появляющуюся систему с точки зрения ее истинности, – он тотчас обращает все свое внимание на то, может ли она быть согласована с учениями государственной религии».

Наконец, в 1908 году Владимир Ленин, указав, что «Известное изречение гласит, что если бы геометрические аксиомы задевали интересы людей, то они наверное опровергались бы», – не только открыто заявил, что: «профессора философии – ученые приказчики теологов», – но и, придя вскоре к власти, открыто настаивал на «борьбе с господствующими религиозными мракобесами»…

Претензия на монополию в обладании абсолютной, Божественной истиной, в синергии с присущими всем нам, простым смертным, свойствами, доставшимися нам по наследству от наших героических предков, не раз приводила, приводит, и в будущем всегда будет приводить к ужасающим кровавым последствиям.

Высокий и воистину впечатляющий образец на этом поприще создал Богоизбранник Моисей. Спустившись к своему Народу со скрижалями Творца, «25 Моисей увидел, что это народ необузданный, ибо Аарон допустил его до необузданности, к посрамлению пред врагами его. 26 И стал Моисей в воротах стана и сказал: кто Господень, – ко мне! И собрались к нему все сыны Левиины. 27 И он сказал им: так говорит Господь, Бог Израилев: возложите каждый свой меч на бедро свое, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего. 28 И сделали сыны Левиины по слову Моисея: и пало в тот день из народа около трех тысяч человек».