– А пустырник вы уже пробовали?

– Да мне даже транквилизаторы не помогают…

– Нет, это нельзя просто так оставить! – стонала теща председателя Елена Павловна. – Верховный суд мы проиграть не можем.

Прорвиська недобро поглядывал из-под густых, с проседью, бровей:

– А что мы можем сделать? Не хватает самого главного документа, без этого все бессмысленно.

– Какого документа?

– Что разрешение на строительство нами было получено до того, как эта территория получила статус зоны с особыми условиями пользования. Тогда мы сможем утверждать, что статус поменяли незаконно.

– Но ведь должен быть дубликат, копия, – в бессильной ярости Кира сжимала кулачки. – Где-то ведь они должны быть!

– У нас ничего нет, я все перерыл. Получается это разрешение осталось у продавца. Если вообще было. Он мог показать нам и поддельные документы.

И без того всклокоченный Фима Бронштейн, костлявыми пальцами терзал жесткие колечки волос. Круглые очки сползли почти на самый кончик длинного мясистого носа:

– Это он специально… Это он специально… – монотонно бубнил скрипач, раскачиваясь из стороны в сторону.

– Конечно, специально, – зевнул Кокорев, единственный, кто не терял присутствия духа. – Он так деньги зарабатывал.

– Мы ведь совершенно разорены, – Фима поднял голову и посмотрел с таким удивлением, словно только что об этом узнал.

Кокорев лишь отмахнулся.

– Хватит ныть. Толку-то…

– В любом случае, мы не должны опускать руки. – Кира не оставлял попыток расшевелить остальных – Мы должны сражаться!

– С кем? С государством?

– Почему с государством? С тем, кто нам продал эту землю. С Кукумбаевым. У него наверняка должны быть разрешающие документы. Он ведь нам их показывал. Вдруг они все-таки настоящие?

– Деточка, Кукумбаев утонул. Вместе с яхтой, купленной на наши деньги.

– Но не с документами же! Документы где-то должны остаться…

– А я не верю, что он погиб. Говно не тонет, – вытянув длинные ноги, Игнат Балык чистил ногти кончиком ножа. – Голову даю на отсечение, что эта скотина жива и здорова. И сейчас живет припеваючи на каких-нибудь островах. Вон, типа этого фраера.

Позднее, члены кооператива часто вспоминали этот момент, используя слова «чудо». По какой-то непонятной причине все, кто в тот момент находился на террасе, повернули головы к телевизору.

Внутри лихо закрученной океанической волны несся дочерна загорелый серфингист. Он скользил под огромным гребнем, демонстрируя исключительное владение доской и телом. В какой-то момент волна полностью закрыла спортсмена от камеры, но буквально через секунду он эффектно вынырнул из под гребня и, помахивая рукой, пронесся мимо камеры, улыбаясь белоснежной улыбкой.

И опять, как по команде, все перевели взгляды на стол, на котором, кроме чашек с чаем, бутербродов и печенья, лежал журнал трехлетней давности. С обложки, в тридцать два зуба им улыбался тот же самый человек, что мгновенье назад пронесся вдоль экрана.

Теща председателя, только что фонтанирующая проклятиями и феерическими идиоматическими оборотами, в раз онемела, будто Русалочка, обменявшая дар речи на две толстых коротких ноги. Тыча пальцем сначала в телевизор, а затем в обложку журнала, она хлопала оттопыренными губами, силясь что-то сказать.

– А… Э… А…

Исполнитель народных и характерных танцев подскочил и завопил на весь поселок:

– Это он! Он!

Остальные пребывали в сомнениях.

– Вы уверены? – Балык вытянул шею так далеко, что стал похожим на африканскую антилопу. – Все-таки он там в одних трусах.

Невысокая суетливая дама Ирина Градская, гример и костюмер «Приюта Аполлона», завелась с пол-оборота: