§. 163.

1 Жильбер де ла Порри (Перретамис), родившийся в Пуатье и получивший образование у Бернарда Шартрского, преподавал сначала в Шартре, затем в Париже и, наконец, в Пуатье, где в 1142 году был назначен епископом. Известный как диалектик, поэтому его называли Перипатетиком, но именно по этой причине его подозревали Бернар Клервоский и папа, ему пришлось защищаться на двух соборах, но он был более послушным и счастливым, чем его интеллектуальный товарищ Абэлард, и умер, никем не оспариваемый, в 1154 году. Из его трудов особую известность приобрело сочинение de sex principiis, состоящее всего из нескольких листов, которое можно найти в некоторых старых переводах «Органона» Аристотеля, в том числе в Venet 1562 apud Junctos p. 62—67. Она также относится к «Органону», поскольку была написана с намерением добавить к обсуждению первых четырех категорий, которое дал сам Аристотель (см. §86, 6), столь же исчерпывающие обсуждения шести других, что также объясняет название работы. Однако это не совсем точно, поскольку в первой главе из шести категорий Аристотеля подробно рассматривается форма, а в последней – допущение различия степеней. Кстати, в восьми главах этой работы есть много ссылок на другие комментарии автора к Аристотелю, и только потому, что они были рано утеряны, в частности, могли быть упомянуты sex principiis. Гилберт – первый человек, который, как можно доказать, знал «Аналитику» в дополнение к ранее известным частям «Органона» Аристотеля. В этом отношении его справедливо называли в большей степени прескриптивистом, чем других. Правда, он мало использует этот прирост источников и оперирует традиционной школьной логикой, какой ее знали только Абеляр и другие его современники (см. §151). Его, часто чисто лексические, исследования различных значений Μ, habere и т. д. рассматривались в Средние века как очень важные дополнения к Аристотелю. Для нас они кажутся совершенно незначительными.

2 Кроме этой работы, сохранился комментарий Гилберта к (псевдо-) сочинениям Боэция de trinitate и de duabus naturis in Christ. (Оба – в базельском издании Боэция 1570 г.) Первый более важен для метафизики Гилберта, второй – для его теологии. Там из положения о приоритете бытия над сущим делается вывод, что предпосылкой всего является то бытие, которое, поскольку оно не просто часть бытия, является совершенно простым или, как он его называет, абстрактным. Это совершенно чистое бытие есть Бог, от которого по этой самой причине нельзя отличить Божество, так же как человека нельзя отличить от человечества, в котором он участвует. Если называть субстанцией носителя атрибутов, то Бог не является субстанцией. Он – essentia non aliquid. Как нет разницы между Deus и divinitas, так нет ее и между ним и какими-либо его атрибутами; его нельзя мыслить как единство многообразных вещей, а не как нечто конкретное. Вот почему наше мышление не может ничего обобщить о нем, и он не постижим, а только целостен (inteUigibilis). Вещества или вещи теперь существенно отличаются от этого простого бытия, которые, будучи носителями атрибутов, имеют в себе двойственность, приходящую к ним через материю Это не следует понимать как телесность, хотя это принцип телесности, т. е. видимого существования Материя должна рассматриваться как негативный принцип, как противоположная крайность простого или чистого бытия.

3. посередине между абсолютным бытием и субстанциями стоят идеи (εἵδη) или формы, архетипы, по которым все создано, и которые сами имеют основание в бытии как чистая форма. Поскольку у них нет атрибутов, их нельзя назвать субстанциями, но поскольку они существуют, их называют subsistentiae. Они вечны, не доступны ни чувствам, ни воображению, но только интеллекту, в то время как Бог – aeternus, а вещи – temporales. Однако к ним причисляются не только роды и виды, но и все абстракции (например, albcdo). Когда эти формы материализуются, они становятся formae nativae или, поскольку материально существующее было субстанцией, formae substantiales. Как таковые они являются лишь актуальными универсалиями, которые, следовательно, существуют как таковые in re. (Совсем как у Абаларда.) Но с этим не поспоришь, так как Гильберт, в согласии со своим иксжрером Бернхардом и с Вильгельмом, приписывает формам реальность помимо их материализации и до нее в сверхчувственном мире. В этой двойной реальности они также различаются выражениями exempla и exemplaria. – Гильберт отвергает склонную к пантеизму формулу Вильгельма о том, что индивидуальные различия случайны; по его мнению, случайности не создают индивидуальные различия, а лишь проявляют их (non faciunt sed produnt). Субстанции, или формы, – это сущности вещей, которые сначала не имеют никакого отношения к случайностям; но поскольку форма существует в субстанции, она вступает в косвенное отношение к своим случайностям, которые теперь insunt субстанция, adsunt форма. В силу этого косвенного отношения форма исключает все противоречащие ей случайности, допускает только те, которые ей соответствуют, и теперь может быть выведена из них.