Я буквально никогда не слышал о Zoom перед тем, как начал использовать его в марте. Эта программа, выпущенная в 2013 году, предоставляла систему для видеоконференций, конкурируя с более крупными игроками вроде Microsoft Teams и Meet от Google (этот проект часто переименовывали). Zoom вышла на фондовую биржу в 2019 году, а сейчас, поздней осенью 2020 года, когда я пишу это, она оценивается в более чем 125 миллиардов долларов^>4, что намного выше стоимости таких старых и хорошо известных компаний, как General Motors (61 млрд) и General Electric (85 млрд), и значительно дороже IBM (116 млрд).

Работать удаленно получалось у тех, кто обладал быстрым надежным интернетом, а также компьютером с камерой и микрофоном. Интернет-провайдеры и поставщики облачных сервисов располагали достаточными мощностями, чтобы справиться с растущим трафиком. Службы видеосвязи оказались настолько доступными и совершенными, чтобы большинство людей пользовались ими безо всяких неудобств. А ведь еще десять лет назад эти сервисы работали совсем не так хорошо, если вообще существовали.

Короче говоря, вездесущие современные технологии дали возможность счастливчикам жить в обстановке, вполне похожей на нормальную. Эти события напомнили нам, как разнообразны технологии, насколько глубоко они вошли в нашу жизнь и как улучшили ее во всех отношениях.

Но у этой истории есть оборотная сторона, не такая радостная.

Ситуация с интернетом, который уже стал рассадником паранойи, ненависти и безумных теорий, еще ухудшилась. Социальные сети позволили политикам и чиновникам распространять ложь, все заметнее разделять нас и избегать ответственности, получая поддержку от «новостных» агентств, не интересующихся фактами. Такие сайты, как Twitter и Facebook[7], безуспешно пытались найти золотую середину – остаться нейтральной платформой для свободного выражения идей, но сдержать шквал провокационных постов и откровенной лжи.

Слежка вышла на новый уровень: во многих странах применялись технологии для ограничения прав людей, мониторинга их поведения и контроля над ним. Например, в Китае, помимо прочего, использовалась технология распознавания лиц для надзора за национальными меньшинствами. Во время пандемии COVID-19 китайское правительство обязало граждан установить приложение, которое работает как своего рода паспорт иммунитета, но также сообщает полиции о местонахождении пользователей^>5. В США и Великобритании местные правоохранительные органы приглядывают за людьми, полагаясь на систему распознавания лиц, считыватели номерных знаков и тому подобное.

Наши мобильные телефоны постоянно фиксируют местоположение, и различные субъекты могут агрегировать эти данные. Приложения для отслеживания смартфонов – отличный пример двойственности технологий. Кто станет возражать против системы отслеживания контактов с COVID-19, которая уведомляет вас, общались ли вы с потенциально заразным человеком? Но любая технология, позволяющая правительству узнать, где вы были и с кем разговаривали, в том числе помогает ему более эффективно вести мониторинг и контроль. Это короткий и скользкий путь от отслеживания заболеваемости к выявлению мирных протестующих, инакомыслящих, политических оппонентов, изобличителей и всех остальных, кого власти воспринимают как угрозу. (Неясно, работает ли вообще отслеживание контактов на основе приложений, поскольку оно очень часто выдает ложноположительные и ложноотрицательные результаты^>6.)

Почти все наши взаимодействия с онлайн-миром, а часто и в офлайне, отслеживают бесчисленные компьютерные системы. Они запоминают, с кем мы имели дело, сколько заплатили и где находились в то или иное время. Основную часть этих данных накапливают в коммерческих целях, поскольку чем больше компании знают о нас, тем точнее могут настроить целенаправленную рекламу. Многие читатели уже знают, что эти данные собираются, но, полагаю, не подозревают, в каких объемах и насколько подробно.