Так, буквально, пишет Энгельс. В Германии все были тогда коммунистами – кроме пролетариата. Коммунизм был формой выражения оппозиционных настроений у всех и больше всего у буржуазии. «Самая тупая, самая ленивая, самая филистерская публика, которая ничем в мире не интересовалась, начинает прямо восторгаться коммунизмом». Главными проповедниками коммунизма были тогда люди вроде наших народников, «социалистов-революционеров», «народных социалистов» и т. п., т. е., в сущности, благонамеренные буржуа, более или менее взбешенные против правительства.

И в такой обстановке, среди необъятного количества якобы социалистических направлений и фракций, Энгельс сумел пробивать себе дорогу к пролетарскому социализму, не боясь разрыва с массой добрых людей, горячих революционеров, но плохих коммунистов.

1846 год. Энгельс в Париже. Париж кипел тогда политикой и обсуждением различных социалистических теорий. Энгельс с жадностью изучает социализм, знакомится лично с Кабе, Луи Бланом и другими выдающимися социалистами, бегает по редакциям и по кружкам.

Главное его внимание направлено на самое серьезное и самое распространенное тогдашнее социалистическое учение, прудонизм. И еще до выхода в свет прудоновской «Философии нищеты» (1846 год, октябрь; ответ Маркса – знаменитая «Нищета философии» – вышел в свет в 1847 году) Энгельс с беспощадной язвительностью и замечательной глубиной критикует основные идеи Прудона, с которыми особенно носился тогда немецкий социалист Грюн. Прекрасное знание английского языка (с которым Маркс освоился много позже) и английской литературы позволяет Энгельсу сразу (письмо от 16 сентября 1846 года) указать на примеры банкротства в Англии пресловутых прудоновских «трудовых базаров». Прудон срамит социализм, возмущается Энгельс, у Прудона выходит, что рабочие должны выкупить капитал!

Двадцатишестилетний Энгельс прямо уничтожает «истинный социализм» – это выражение встречаем в его письме от 23 октября 1846 года, задолго до «Коммунистического манифеста» – причем главным представителем его называет Грюна. «Антипролетарское, мелкобуржуазное, филистерское» учение, «пустые фразы», разные «общечеловеческие» стремления, «суеверная боязнь “грубого” коммунизма» (Löffel-Kommunismus – буквально: «коммунизм ложки», или коммунизм жратвы), «мирные планы осчастливить» человечество – вот отзывы Энгельса, относящиеся ко всем видам домарксовского социализма.

«Три вечера, – пишет Энгельс, – мы спорили о прудонизме; почти все, с Грюном во главе, были против меня. Главное, что приходилось мне доказывать, это – необходимость насильственной революции» (23 октября 1846 года). В конце концов я стал бешеным – и загнал своих противников до того, что они вынуждены были прямо высказаться против коммунизма. Я потребовал голосования по вопросу о том, коммунисты мы или нет. Величайшее возмущение грюнианцев, которые стали уверять, что они собрались обсуждать «благо человечества» и что надо же знать, что собственно есть коммунизм. Я дал им тогда самое простенькое определение, чтобы не допускать уверток от сути вопроса. Я определил – пишет Энгельс – намерения коммунистов следующим образом: 1) отстаивать интересы пролетариев в противоположность интересам буржуа; 2) осуществить это посредством уничтожения частной собственности и замены ее общностью имущества; 3) не признавать другого средства осуществления этих целей, кроме насильственной, демократической революции (писано за 11/2 года до революции 1848 года).

Кончилась дискуссия тем, что собрание 13 голосами против 2 грюнианцев приняло определение Энгельса. Посещали эти собрания около 20 столяров-ремесленников. Так в Париже 67 лет тому назад закладывались основы социал-демократической рабочей партии Германии.