«Кого еще убили?» – только подумал Алексей, а ноги уже сами собой понесли его к стремительно росшей вокруг крикуньи толпе. Что поделаешь: молодость любопытна и легкомысленна.

Как это сплошь и рядом бывает, переполох не стоил и выеденного яйца. «Убитым» оказался упитанный бутуз лет семи от роду в матроске и коротких штанишках по презираемой «пролетариями» и их отпрысками «буржуйской» моде. Никто, как выяснилось, этого насупленного и с трудом сдерживающего слезы крепыша пальцем не трогал – просто какой-то беспризорник, подкравшись незаметно, сдернул с прилизанной головки «нэпманёныша» матросскую шапочку и теперь показывал язык в безопасном отдалении, напялив добычу на нечесаные вихры.

Толпа тут же разделилась на немногочисленных защитников «обиженного ребенка» и большинство, считавшее, что «так буржуйскому отродью и надо», а немногочисленные колеблющиеся вроде Алеши никак не могли выбрать, к какой стороне примкнуть. Пожалеть действительно готового зареветь от обиды малыша мешало недовольство торгашами, безбожно обдирающими всех подряд, а поддержать злорадствующих – незримая граница между ним, потомственным дворянином, хоть и бывшим, и обретшим силу вчерашним быдлом.

А страсти меж тем накалялись.

Болью сердечной сквозили риторические вопросы «За что мы, братцы, кровь проливали?..», среди которых терялось исконно русское, душевное «Мальчонку-то пожалейте!..» без конкретной адресации – кого из мальчонок нужно пожалеть в первую очередь. Неосознанно цитировался классик, в это время нежившийся под итальянским солнышком и любящий Россию издали: «А была ли шапочка-то? А, может, шапочки-то и не было вовсе?..» И уже провозглашались привычные лозунги вроде сакраментальных «Бей кровососов!» и «Долой нэпманов!»…

Слава Всевышнему, стихийный митинг попал в поле зрения Недремлющего Государственного Ока и до рукоприкладства не дошло. Откуда-то из перпендикулярной трамвайным путям улочки донеслась заливистая трель казенного свистка, и скопление народа начало еще более стремительно, чем собралось, рассасываться. Пообщаться со спешащим к «месту происшествия» милиционером в шлеме со звездой не хотелось никому, и в этом все без исключения участники давешней перепалки были солидарны. Возможно, в единственной из всех возможных житейских коллизий. Даже беспризорник и тот швырнул на брусчатку совершенно не нужный ему головной убор, из-за которого все заварилось, и задал стрекача – только грязные пятки засверкали.

Минута, и зарыдавший наконец малыш, перепуганная мамаша и откозырявший им служитель закона остались в одиночестве, а Алексей наблюдал эту немую сцену через заднее стекло подкатившего, как никогда вовремя, трамвая.

И только сунув руку в карман пиджака за мелочью на билет, он понял, что карман этот чуть ли не вывернут наизнанку и абсолютно пуст…

«Ну разве можно быть таким ротозеем, Алешенька! – звучал в ушах Еланцева голос тетушки, пока он шагал к месту службы. – Неужели ты не знаешь, сколько сейчас развелось карманных воров?..»

К сожалению, Алексею это было очень хорошо известно. Бывали, так сказать, прецеденты, а все из-за того, что он, помня беспечное прошлое житье, никак не мог привыкнуть к необходимым мерам предосторожности. Теперь вот пришлось топать через полгорода на своих двоих, потому что проехаться «зайцем» по примеру большинства сограждан, не считавших подобный метод перемещения по городу большим преступлением, ему не позволяла совесть. А следовательно – на службу он теперь бесповоротно опоздал. Слава богу, начальник – старый друг покойного дядюшки просто пошумит для вида и не придаст опозданию самого прилежного из своих сотрудников особенного значения. Да и какая вообще спешка, прости господи, в архивных делах? Кому они вообще сейчас нужны – эти межевые книги двадцатилетней давности, десятины, наделы, статистические ведомости и напоминающие головоломку из детской книжки запутанные планы?