– Верк, пойдем в автобус, а? – робко предложила Евгения. – Все равно ничего не высидим…

Вера тупо кивнуло. Похоже, ей действительно вкололи какую-то отраву. Ноги стали тяжелыми, глаза закрывались, а в мозгу теперь стучало: «Может, все не так и плохо? Может, они найдутся? Утром? А я пока высплюсь…»

Они направились к выходу. Дежурившие у двери милиционеры радостно спросили:

– Решили ехать? Отлично, вам повезло. Сейчас как раз отходит автобус. В лучшую гостиницу города!

– Как называется? – полюбопытствовала Женька.

– «Новороссийск».

Веру передернуло. Кажется, она будет ненавидеть слово «Новороссийск» до самой смерти.

В гостинице Веру поселили в одной комнате с Евгенией.

– Только когда придут родители, ты переедешь, ладно? – попросила Вера.

Горничная принесла чаю, пообещала, что утром в номер доставят завтрак, а днем привезут одежду со складов «Курортторга».

– Горячую воду дали, представляете? – щебетала она. – У нас в городе ночью никогда горячей воды не бывает, а из-за вас дали!

«Давай вали отсюда!» – мысленно внушала болтушке Вера.

Но Женя, кажется, была настроена поддержать беседу.

– Мы счастливы, что в гостинице есть вода, – саркастически произнесла она. – А телефон тут работает?

– Телефон… телефон… пока связи нет. Но обещали наладить!

– Хорошо, а телеграф?

– Внизу. Только они телеграмму со словом «катастрофа» не примут, я уже узнавала. Указание такое.

– Верка, ты слышишь? – хохотнула Евгения. – Чумовые тут указания! И чего же мне предкам отбить, чтобы они с ума не сходили?

«Напиши: «У меня, у скотины, все в порядке», – подумала Вера. А вслух сказала:

– Отправь просто: «Я в Новороссийске, все хорошо». Тебя поймут.

…Она сама на телеграф не пошла. Не было сил и не было слов. Что писать бабуле: «Я жива, родители погибли»? А вдруг… вдруг… Да и голова была тяжелой, непослушной. Мысли путались.

В окно ломилось свежее южное утро. Стоя под теплым душем, Вера подумала: «Вот вам и первое сентября… Дети собираются в школу!»

Она с трудом доползла до кровати и мгновенно провалилась в тяжелый сон. Часы показывали половину восьмого утра. Любящие родители уже разбудили юных новороссийцев и наряжали их к праздничной школьной линейке…

…Вера проспала недолго. В десять ее разбудила Евгения:

– Пошли скорей, там списки висят!

Вера резко вскочила. Застонала от боли: голова раскалывалась. Она сжала зубы и потянулась к одежде. Джинсы и футболка превратились в грязный темный комок.

Женя фыркнула:

– Забудь! Я тебе принесла… – она протянула ей бесформенное платье мышиного цвета.

– Откуда? – Вера подозрительно понюхала новую одежду.

– Не боись, новое. Хоть и не модное. В холле раздают. И тапки вон, тридцать седьмого размера. У тебя вроде такой?

– Спасибо, – вяло поблагодарила Вера.

Платье висело на ней, как на чахоточной. Тапки противно хлопали. Но ей было все равно.

Они поспешно спустились в холл. Горничные с этажа проводили их любопытными взглядами.

Списки белели на деревянном стенде у стойки администратора. Рядом никого не было. «Они уже часа два висят, а я только сейчас узнала», – объяснила Евгения.

Вера решительно подошла, отыскала букву В – и покачнулась. В глазах замаячили противные радужные круги. Женя предусмотрительно подхватила ее под руку.

– Ва… Ве… Вено… Вес… Веселовых нет, – расстроенно прочитала ей Евгения.

Чуть в стороне от больших листов ватмана висело полотно поменьше. Женя постаралась заслонить от Веры заголовок: «ПОГИБШИЕ». Не получилось. Вера сквозь зубы пробормотала:

– Ищи там!

– Тоже нет! – ликующе крикнула Женька.

Вера справилась с собой. Отогнала противную слабость. Сама уткнулась в список погибших – фамилии родителей там действительно не было. Она прочла список по второму разу. Вздрогнула, увидев: «Маркевич Михаил Геннадьевич, Одесса». Мишенька…