Верно, она должна была бы ненавидеть своего «хозяина», но он стал её первым мужчиной – порой грубым и напористым, но чаще мудрым и терпеливым. Он учил её тело страсти, вместе с тем внимательно изучая и в тайне наслаждаясь им. В его осторожных и чутких руках она постигала музыку любви и тянулась к нему навстречу. Возможно, теперь глубоко в душе гордая эльва едва ли не больше, чем когда-то своего учителя, презирала саму себя. Ведь со временем девушке стало хватать лишь искры, чтобы желание вспыхивало в ней огненным цветком, вероятно, закрывая собой всю глубину её ненависти и выжигая тьму в сердце.

Один рывок – и шёлк с треском разошёлся на высокой груди. Эльва ахнула. Розовые затвердевшие вершинки качнулись и вызывающе уставились вверх. Дыхание Императора потяжелело. Он потянул сильнее, и под бесславно погибшим лифом показался напряжённый животик, а в самом низу робким, но таким сладким изгибом начиналась атласная гладкость, так не похожая на густо-курчавый треугольник человеческих женщин. Мужские пальцы медленно погладили девичью грудь, заставляя ту в который раз жадно тянуться за их лаской, едва касаясь, спустились по вздрагивающему животу и исчезли за краем разрыва материи, осторожно накрывая собой невероятно нежную плоть, зовущую напряжённое почти до боли естество человека. Эльва выгнулась и, задрожав, застонала сквозь стиснутые зубы.

– Ты потекла, – неожиданно шкодливо улыбнувшись, выдохнул ей в губы Император, дразня их лёгкими прикосновениями.

Прерывисто дыша, девушка зажмурилась.

– Тебе нравится? Скажи, – вновь произнёс он, касаясь языком маленькой впадинки под острым ушком. Его пальцы раскрыли охраняющие самое сокровенное влажные лепестки и будто нечаянно дотронулись до крошечного сосредоточия желания в трепещущем теле эльвы.

– Да! – вскрикнула она, и её бёдра помимо воли разошлись в стороны.

Император негромко засмеялся.

– Странно, – словно для этого было сейчас самое время, задумчиво сказал он. – Я, обычный человек, зажигаю в тебе, дочери древнего народа, такое жаркое пламя, заставляю стонать и кричать. – Она упрямо затрясла головой, упорно отказываясь признавать очевидное, хватаясь как за призрачную опору за истаивающие осколки гордости. – Почему? – Девушка взглянула ему в глаза, и мужчина не стал прятать от неё довольную, словно у кота, объевшегося сливок, ухмылку.

Задыхающаяся от страсти эльва открыла было рот, чтобы ответить, но в этот момент его пальцы уверенно и глубоко скользнули внутрь неё, вжав ладонь в принявшую их горячую гладкость. Девушка выгнулась дугой и закричала. Но вдруг резко села, насаживая себя ещё глубже на руку человека, обхватила его голову ладонями, притянула к себе, к самому лицу, глаза в глаза, и дрожащим срывающимся голосом произнесла:

– Они всё равно убьют тебя.

Мужчина беззлобно рассмеялся в ответ. Подобные вспышки его любовницы, когда она раз за разом, словно напоминая самой себе о своём происхождении, безрезультатно пыталась удержать сознание на плаву, добавляли удовольствия в процесс укрощения гордой эльвы. Поэтому резко толкнув пальцы внутри неё, заставив вытянуться в струну и стягивая с её плеч остатки платья, продолжая посмеиваться, правитель осторожно уложил девушку на спину, протянув всего одно слово:

– Коне-эчно…

Оказавшись сверху, он освободил её лоно, «на прощанье» одарил наслаждением напряжённый центр её страсти, упиваясь реакцией прекрасного тела, и хотел уже распустить штаны, когда внезапный крик заставил его остановиться.

– Мой Император!

У самого входа в шатёр взволнованно, но чётко прозвучало:

– Мой Император! Верховный магистр просит аудиенции! Срочно!