Удивительно, но именно в этот момент у меня появился лучший друг – Максим. После “Тёмного дня” было больно видеть его одного, без Сашки, потерянного, раненого. Читать в его глазах своё собственное жалкое отражение. А потом он занялся продажей моей квартиры и поиском новой, подходящей для нас с будущим малышом. Постепенно взял на себя и ремонт, и обустройство. Соколовский сначала приезжал по выходным, а после всё чаще, чудом выкраивая в своем сложном графике время, чтобы по пробкам добраться к нам. Макс привозил продукты, витамины, книги для беременных и специальные подушки, сопровождал к врачу, гулял со мной. Но самое главное – мы начали разговаривать. Много и обо всем. Нам удалось разрушить стену отчуждения, мы впервые за долгие годы общения увидели друг друга настоящих. Без буфера, созданного Сашкой.

Когда я узнала, что беременна, Сашка во снах стал исчезать при любой попытке к нему прикоснуться. Тогда же я впервые заметила тоненькую золотую нить, соединяющую наши руки. Он был рядом, но не позволял мне выпасть из реальности. Всякий раз, стоило лишь на долю секунды подумать о том, что я хочу остаться, он неизменно произносил: “Маленькая, просыпайся!” Он как мог охранял мою хрупкую жизнь и жизнь моего будущего сына.

Где-то за месяц до предполагаемой даты родов Соколовский слетел с катушек. Он в принципе вёл себя как гиперзаботливый папочка. А тут буквально ни на секунду не отходил от меня. Не спал ночами, похудел и, казалось, вот-вот полностью поседеет.

– Марусь, ты какая-то бледная, – друг внимательно всматривался в моё лицо, – может, я позвоню Константину Николаевичу?

– Максик, я хорошо себя чувствую. А бледная, потому что гемоглобин упал. Для моего срока беременности это абсолютно нормально…

– Я тут решил отпуск взять…

– Отпуск?! Ма-а-акс?! Ты сам-то хорошо себя чувствуешь? Ты отпуске в последний раз когда добровольно был? Когда… – я осеклась.

– Марусь, я, между прочим, не молодею! А у меня скоро сын родится! И вообще, мне в офисе надоело торчать, пока вы тут своей весёлой компанией каждый день развлекаетесь! – обиженно ворчал Соколовский.

– Но как же там без тебя?

– Мне есть кому делегировать полномочия! Саня и тут позаботился обо всём! Марусь, – уже мягче произнёс он, – я завтра поеду за вещами, давай заскочим к Константину Николаевичу, на полчасика?

– Хорошо, уговорил! Если бы можно было отстегнуть мой живот, ты, наверное, его бы выкрал и скрылся в Мексике!

– Умница ты моя! – друг нежно потрепал меня за щечки. – Но Мексика мне не очень нравится, там уровень преступности высокий, и вообще, я бы к дедуле в деревню махнул! У него там сосны кругом, воздух чистейший, банька … м-м-м.

Я же прекрасно понимала истинные причины волнения. Мы привыкли находиться в режиме ожидания катастрофы, разучились просто радоваться, просто жить, просто плыть по течению.

Мой “беременный на всю голову” друг подговорил моего же врача и заставил лечь в больницу на обследование. Приехал рано утром, напуганный и всклокоченный, без лишних слов и объяснений быстро собрал сумку с моими вещами, только сказав, что ему очень тревожно. Отвёз меня в Москву. Я не стала спорить. Это была одна из вариаций благодарности за всё то, что для меня делали близкие. Если их что-то беспокоило, я не спорила, не протестовала, не пыталась закрыться. Старалась успокоить их и выполняла все требования. Чтобы Макс перестал дергаться, решила: побуду под наблюдением несколько дней, а когда всё утрясется, вернусь с чистой совестью домой.

Утром, после очередного звонка Соколовского с проверкой моего состояния, я сонно брела по пустому больничному коридору, чтобы сдать стандартные анализы. Голова немного кружилась, но я списывала это на ранний подъем и больничное питание. Кроха всё утро неугомонно пинался. Я гладила свой танцующий живот и каждый раз не могла сдержать улыбки. Мы медленно, с короткими передышками ковыляли, перекатываясь как императорские пингвины. Все беременные в это время суток выглядели одинаково умильно.