– Мой родимый! Второй день его ищу. Без прав никуда выехать не могу, а у меня работа стоит. Я скульптор, знаете ли.

– Да, знаем. Визитки ваши видели.

Борис открыл кошелек. Из второго отделения вытащил водительское удостоверение, банковские карты. Из третьего отдела извлек визитки из черного бархата с золотом.

– Спасибо, ребятки. А это возьмите себе в знак благодарности. Сейчас водительские права восстанавливать такая морока, а банковские карты – тем более, – и протягивает кошелек с деньгами оторопевшему и одновременно онемевшему Юре.

Тут Светка из-за Юриной спины выпрыгнула, как черт из табакерки.

– Вы что думаете? Мы из-за денег? Мы честные люди! Нам ваших денег не надо! – она это все не просто говорила, а орала, брызгая слюной с таким оскорбленным видом, как будто ей милостыню подали, а она самая что ни на есть королева Англии.

Улыбка с лица Бориса исчезла вместе с протянутым кошельком.

– Не нужны деньги? Давайте я вам отдых в Турции организую, у меня там свой бизнес? – уже без энтузиазма предложил он.

– Какая Турция? Какой отдых? Еще мы по заграницам не ездили! Помешались все на этой Турции! Мы отдыхаем у нас, на Черном море! Понятно Вам? И нам от вас ничего не надо! Мы честные люди и деньги сами зарабатываем! Пошли, Юра!

Она схватила Юрку за руку и, что есть мочи, потянула домой.

– Извините, – только и успел сказать рано состарившийся, с мешками под глазами после суток, уставший от вечных долгов и трех работ, Юра. А на черноморском побережье он в первый и в последний раз отдыхал в далеком-далеком детстве.

Угораздило меня родиться в самом нереспектабельном районе нашего города, сиротливо приютившегося прямо на границе между промзоной и собственно, самим городом. Наш район местные жители называли «городком», хотя он состоял всего из одной длинной и извивающейся улицы. Мой дед Михей говорил про нашу улицу и неровные ряды, выглянувших из-под земли ростков картошки: «как бык поссал».

Дед за словом в карман не лез, выражался всегда точно и емко, без всяких там: «Ну, это… как его» и прочего словесного мусора. Мог иногда и ругнуться, типа: «твоюбогодушумать». Говорил на выдохе, одним словом и, при этом, мрачнел лицом.

Обычно мне доставалось из-за соседа Вадика. Мы с ним росли без отцов. У меня хоть дед был, а вот Вадька рос с вечно пьяной и нечесаной матерью. Наверное, поэтому он был совсем без тормозов и как выражался мой дед: «с шилом в жопе».

У Вадика все время были какие-то бредовые идеи в голове. То он хотел отправиться в полярную экспедицию на Север, благо его в рейсовый автобус без денег не пустили.

То искал клад у толстой бабы Капы в огороде под старой вишней. Ох и влетело ему тогда от матери. Била она Вадьку шнуром от старого утюга. Он мне потом показывал красные выпуклые шрамы по всему телу.

Я бы от такой матери точно сбежал, а Вадик ее почему-то любил и даже жалел, когда она сидела облеванная на полу кухни, отравившись паленой водкой.

Когда нам было лет по двенадцать, он дежурил на заправке с ведром и тряпкой, приставал к мужикам, говоря жалобным писклявым, как у девчонки, голосом:

– Дяденька, давайте я вам стекло помою.

Мало кто отказывал худому оборванному пацану с мокрыми от слез глазами. К вечеру Вадик был богат. Он бежал домой, размахивая пустым ведром и придерживая грязной рукой мелочь в кармане.

Мне тоже хотелось иметь свои деньги, чтобы купить жвачку со вкусом клубники или мое любимое кофейное мороженное в стаканчике, но я не знал, как заработать. На заправку меня не пустил дед. Пригрозил своим огромным кулаком и все. Этого было достаточно.