Овид не договорил. Аран его перебил:

– Какой смысл съезжать от родителей, если все время торчать у них дома?

Овид не ответил. Ничего не сказал и Аран.

Они оба вышли из квартиры и направились в противоположные стороны.

– Постарайся не задерживаться после работы или тогда позвони, – крикнул вслед Овид.

Аран, не глядя в ответ, махнул рукой в воздух:

– Пакеда!

До университета было сорок минут ходьбы. Он мрачно посмотрел на затянутое тучами небо, раздумывая, успеет ли он добраться до университета сухим. Не то чтобы у Арана совсем не было денег на проезд, но они с Овидом старались экономить на всем, на чем было возможно. Кредит родителей, подходящая учеба Руви, на которую еще нужно насобирать необходимую сумму – все это вместе с арендой за квартиру и питанием не предоставляло особых возможностей, а все накопленные карманные деньги с его подработки после учебы Аран предпочитал спускать на сигареты и выпивку в джаз-баре.

Резкий порыв сентябрьского ветра сорвал с деревьев желтые листья и оросил ими Арана. Он хмуро поднял голову, замедляя шаг, погружаясь в самый центр листопада. Он совсем остановился и нахмурился сильнее, глядя на трепыхающиеся на ветру листья. Это ему что-то напоминало, но он не смог прийти ни к каким картинкам в памяти, где он мог встречать подобные ощущения от обычного листопада, и тогда раздраженно хмыкнул себе под нос и уже целенаправленно, но без желания направился к университету.

Он обучался на юридическом факультете, и история его поступления до сих пор приводила Арана в тупик. Ему никогда не хотелось становиться адвокатом, или юристом, или даже нотариусом. Но далекие в прошлом намеки на профессию археолога или хотя бы специалиста в туризме в корне отметались родителями, которые всегда следили за выбором будущего обоих сыновей и понимали, что потакание подростковым капризам может стоить карьеры и благополучной обеспеченной жизни. Каждый раз, когда Аран начинал тему выбора образования с Овидом, разговор неизменно заканчивался обвинительным напоминанием о том, на какие жертвы идут родители ради будущего своих трех детей, отдавая здоровье, все свои силы и средства на хорошее образование сыновей и дочери. После года обучения Аран однажды проснулся и почувствовал себя крайне меланхоличным и безразличным до всего человеком, постоянно пребывающим в апатии и непонятной усталости, и перестал возвращаться к теме выбора своего будущего, полностью смирившись с выбранным за него настоящим.

Он подошел к серому четырехэтажному зданию, отдельными пристройками разделенному на несколько огромных отсеков по факультетам, остановился перед кованым железным ограждением, чтобы еще не быть причисленным к территории университета, и закурил. Время от времени он кивал в приветствии своим проходящим мимо сокурсникам и поглядывал на небо, стараясь не думать о предстоящей учебе.

– Зд-дра-австуй, Аран, – услышал он за спиной знакомый голос и, выдыхая сигаретный дым вверх, не спеша повернулся к стоящему перед ним молодому человеку в круглых очках. Аран лениво улыбнулся и протянул ему пачку сигарет:

– Здорово, Нэти. Будешь курить?

– Ты же зн-зна-аешь, Аран, что я не к-курю.

– Знаю, знаю, – Аран поднял обе руки и сунул пачку обратно в карман. – Подумал, вдруг все-таки решил начать.

Натаниель Гоббинс, которого Аран всегда звал Нэти, был его сокурсником и лучшим студентом, возможно, всего юридического факультета. Он всегда знал на порядок больше даже некоторых старшекурсников и своим внешним видом, прилежным и крайне дисциплинированным поведением являлся полной противоположностью Арану. Несмотря на его сильное заикание, его никто не мог переспорить ни по одному юридическому вопросу, а всегда до блеска начищенные ботинки, приглаженные воском волосы и идеально выглаженная белая рубашка с галстуком переносили Нэта в особый мир адвокатской идеологии, где уже никто и не пытался с ним тягаться хотя бы по мнимым внешним признакам идеального адвоката. Однако между Нэтом и Араном была одна общая черта. И того и другого всегда можно было увидеть в одиночестве, но если с Нэтом Гоббинсом никто не хотел общаться ввиду его нудного характера и чрезмерно правильного отношения ко всему, то Аран к дружеским отношениям с кем-либо не стремился сам.