– Извини, я не хотел тебя обидеть. Просто не думал, что в наше время кто-то ещё способен на такие сентиментальные вещи. Или ты про природу пишешь? Ну, там, «травка зеленеет, солнышко блестит…» Нет?

«Вот ду-у-ура… И когда, спрашивается, я научусь следить за своим языком?» – со злостью на саму себя подумала я.

Игорь был не из тех людей, с кем можно откровенно побеседовать на любую тему. Зря я это вообще затеяла.

– И про травку пишу, и про любовь, – в тон ему ответила я, надеясь побыстрей отвязаться. – Мы пришли уже. Вон мой дом. Дальше сама доберусь, не маленькая.

– Лиз, ну ты чего? Обиделась что ли? Я ж не хотел. Ну извини меня.

Я не слушала. Отвернувшись, гордо прошествовала к подъезду, даже не удосужившись попрощаться. Я уже жалела, что подпустила его так близко, приоткрыла свою душу, а он танком прошелся по тому, что мне дорого, оставив рубцы и причинив боль.

Сентиментальные вещи! Да много ли он понимает в этом? Я пешком поднималась на пятый этаж, злясь на себя и на Игоря. Лифт, как всегда, не работал, но сегодня я почти не обратила на это внимания. Моё внимание было занято другими, куда более важными мыслями.

Многоквартирные дома я не люблю. Спать здесь приходится под звуки дрели соседа сверху, пианино соседа снизу, громкого телевизора соседа слева и скандалов соседей справа. Здесь очень много жизней вокруг, и мне иногда кажется, что в одном моём доме народу живёт больше, чем в какой-нибудь деревушке.

Раньше мы с родителями каждое лето выбирались в деревню к бабушке. И какое же счастье это было! Как вспомню, даже не верится. Огромное поле, усеянное ромашками, огромный огород с ровными грядочками огурцов, помидоров, редиса. Просыпаешься утром от свежего, пьянящего воздуха и ослепительного солнечного света. Бежишь на летнюю кухню, а там уже бабушка хлопочет: холодное молоко без пенки, блины, за которые я хватался, едва бабушка снимет их со сковородки, обжигая пальцы и поспешно засовывая в рот.

– Обожди, горячие же, – смеялась она.

Она всегда так говорила: «обожди», «ступай». Ещё у неё было смешное, на мой, детский, слух, слово «нехай».

– Нехай идёт, бегает, пока молодой да беззаботный, – говорила он родителям, когда они упрямились и боялись отпускать меня одного на луг.

Дорогу до луга за много лет я выучил так хорошо, что, пожалуй, мог бы пробежаться по ней с закрытыми глазами и нигде не споткнуться, несмотря на множество выступающих коряг и разбросанного по пути щебня.

В деревню мы перестали ездить с тех пор, как мне исполнилось десять. С тех пор, как у родителей появился бизнес. Сначала у отца, потом у матери. Им стало не до длительных поездок, а потом и не до меня…

Пару лет назад бабушка умерла, и её дом продали. Теперь с деревней нас связывали только воспоминания.

Я отмахнулся от внезапно возникших ностальгических мыслей и стал поспешно собираться в школу, не забыв положить в карман приготовленные заранее билеты в кино. Это должно сработать. А вот пачку сигарет пришлось выложить – искушение, а курить мне сейчас никак нельзя. Немного подумав, я смял её и бросил в мусорку. Давно хотел бросить, а тут прямо к стенке припёрли – откладывать некуда. Раньше я просто баловался, время от времени затягиваясь сигаретой, потом как-то незаметно подсел.

Не то чтобы эта девчонка заставила меня бросить эту привычку, скорее – подтолкнула. Появился стимул.

В класс я влетел ровно за пять секунд до звонка. Сел, достал тетрадку, успел отдышаться. И только потом посмотрел на вторую парту первого ряда.

Лиза была на месте. В строгой блузке, с высоким конским хвостом – само прилежание. Смотрит на учителя, как будто ничего интереснее в жизни не слышала. Неужели ей не скучно?