– Ты не сказал, что будет так больно! – упрекнул я Бога. Хотя больше это было похоже на кашель старых, чересчур скрипучих ворот.
– Я не сказал тебе почти ничего… – Спокойно ответил тот, продолжая держать меня за руку.
Мне показалось, что он даже не обиделся. Я приоткрыл глаза. Точно. Он улыбнулся мне и снова погрузился в чтение, а я закрыл глаза и стиснул клыки от смертельной боли. Это был один из тех редких моментов, когда из-за боли я пожалел, что на свет родился; но эта боль была слабой, по сравнению с той, которую я испытал после смерти матери, а затем и отца.
Мама.
Я вспоминал, как она читала мне перед сном, когда я болел, как пела, когда из-за высокой температуры я не спал несколько дней, дабы укачать меня; у неё всегда все получалось. Мне её ужасно не хватало. Бог, будто бы угадав мои мысли, грустно улыбнулся и захлопнул книгу. Как ни странно, боль прошла, стоило мне забыть о ней.
Я почувствовал, что обе мои лапы свободны, кости больше не хотят гулять, а хвост живёт, кажется, своей жизнью. Лапы! И хвост! Я посмотрел на Бога и попытался спросить о результате, но вместо этого услышал лишь неразборчивое кваканье. И, к сожалению, выпрыгивало оно из меня. Зато я смогу превращаться, а самое главное – сражаться! Я смогу помочь, спасти папу и Миллира. Передо мной, на стене, появилось большое зеркало, в котором я увидел белого кота с яркими и глубокими сине-изумрудными глазами. Задняя левая нога до пятки была черная, как будто я случайно окунул её в банку с краской.
– Вот она, – твоя Сущность. Думаю, она не одна, но узнаем это позже. Еще увидимся, Боливар. – Бог, улыбнувшись мне, щелкнул пальцами и, на мгновение, все исчезло. Затем, так же быстро, появилось.
Мы оказались в Монастыре, но оглянувшись, я понял, что один. Раздевшись, я упал на постель в своей комнате, кости все ещё ломило, боль, хоть и очень ослабла, не прошла полностью. Чтобы заглушить её совсем я провалился в глубокий, беспокойный сон, но не прошло и часа, наверное, как меня разбудил писк. Я лениво открыл глаза и, к моему глубочайшему удивлению, ничего не увидел… кроме комара, зависшего у задернутых штор. Протянув руку, я, не глядя, зажал его в кулак и писк исчез.
Вытерев руку о штаны, которые все ещё были на мне, я подложил её под голову и снова уснул.
На этот раз до утра.
Бракованная
Она лежала на полу. Крови было столько, что ей как будто специально поливали комнату из ведра.
Я закурил и вышел в прихожую. Стеклянные вставки входной двери были выбиты и лежали на розовом коврике с надписью «go away». Замок не тронули. Точнее, тронули, но не сломали, а открыли.
– Оригинально. – заметила моя напарница, глядя на ковер.
Я пожал плечами.
– Да она вообще воплощение противоречия. Я тут осмотрел ее спальню… – начал было я, собираясь рассказать о полностью розовом помещении, в котором все было до безумия мягким, пушистым и милым, но тут остановился. На нескольких осколках я заметил кое-что, что могло бы изменить ход расследования – кровь. Это была не кровь жертвы, ее-то как раз у нас было в достатке. Эти маленькие засохшие темные пятнышки могли помочь справедливости восторжествовать.
– Что ты…
– Кровь. – прервал я коллегу. – Кровь убийцы.
– С чего ты взял? – ну, конечно! Наша профессия – сомневаться во всем, даже друг в друге. Тем более, друг в друге. – Может, она случайно порезалась здесь.