И вот на следующий день мы отправились осматривать достопримечательности Котласа. Первый пункт – пивной завод, где мы познакомились с очень приятным (похищенным из Великого Устюга) главным инженером. Второй пункт – судоремонтный завод. Завод старый, руководство завода жаловалось на тяжелую жизнь, на невозможность выполнения плана и т. п. Беседа носила вялый, грустный оттенок. И тут N попросил руководство завода помочь ему выправить ручку утюга. Все сразу же оживились, поскольку появилась конкретная цель, которая может быть достигнута. Методом проб и ошибок, после нескольких попыток в разных цехах ручка была выправлена и утюг вручен довольному владельцу.

Из забавных событий запомнилось одно. Всю нашу делегацию, включая мою дочь, принимали в партбюро одного комбината. Над креслом секретаря парткома висел большой портрет К. Маркса.

– Ты узнала, кто это? – тихо спросил я дочь.

– Конечно, – обиженно ответила она, – это Короленко.

Настал день отъезда. Билеты на поезд нам достали через горком. Но в последний момент оказалось, что представитель горкома забыл взять детский билет для моей дочери, и ему пришлось прямо перед отходом поезда лезть сквозь толпу в кассу и брать билет.

И вот заключительный аккорд – отправляемся из гостиницы на вокзал. Начальник УКГБ берет мой рюкзак, я пытаюсь его отобрать, чтобы нести самому, но N меня останавливает.

– Пусть поносит, – говорит N.

Развязка

Поскольку до Ленинграда ехать долго, в разговорах выяснили, что лет тридцать назад, в конце войны мы с N один раз встречались.

Во время блокады я жил в квартире наших знакомых Ливеровских, поскольку она (квартира) была расположена ближе Ботаническому институту, где во время войны работала моя мама, и вот, когда в конце войны Ливеровские возвращались из эвакуации, им помогал молодой человек – сын их сослуживца.

– А кто Вам открыл дверь? – спросил я.

– Маленький мальчик, – ответил N.

– Так это я и был, – сказал я.

Лаборатория бионики. Соединенные вместе несколько подвальных квартир. Разновозрастный состав сотрудников различных специальностей (инженеров, биологов, врачей), связанных единой работой. Лаборатория находится далеко от alma mater – закрытого института, которому эта лаборатория принадлежит. Режим – свободный. Медики и биологи заняты своими проблемами и понятия не имеют о том, чем занимается институт. Отсюда, иногда возникают ситуации, которые не могли бы быть в режимных, чисто технических коллективах.

Для того, чтобы в лабораторию не заходили чужие люди, был взят вахтер. Работа вахтера чрезвычайно проста – здороваться со своими и не пускать чужих. Сперва вахтером служила симпатичная старушка-пенсионерка, и все было хорошо. Но вот после ее увольнения работать вахтером устроилась старуха, типичный представитель общественности при ЖЭКах, старый член партии, которая стала «бороться с дисциплиной», отмечать опаздывающих, а также постоянно докладывать начальнику лаборатории о поведении сотрудников.

Сотрудники роптали, но сделать ничего не могли. Поскольку старуха не переносила табачного дыма, стали курить в коридоре недалеко от ее стола. Это действовало, но не эффективно.

А я уже упоминал, что лаборатория находилась в подвале. И вот однажды летом самый ярый враг вахтера (молодой человек – биолог) вошел в лабораторию за несколько минут до начала рабочего дня, приветливо поздоровался и прошел в свою комнату. Затем вылез из окна на улицу и опять вошел в лабораторию, приветливо поздоровавшись. Такую манипуляцию он проделал несколько раз.

Старуха подумала, что она сходит с ума. Это переполнило ее чашу терпения, и через некоторое время пришлось брать нового вахтера.