– Не надо, командир, чем чёрт не шутит, стрельнут.

Он сам понимал, что задержался на пьедестале и стал хорошей мишенью для их снайпера, промолчал и в сопровождении Ахмата и сержанта Садыкова направился вглубь своих позиций. Сели на снарядные ящики, Олег проговорил:

– В ущелье всё кончено, теперь вход закрыт накрепко, выход тоже перекрыт, и не сунутся они с севера. Перед рассветом попасть в мешок и быть расстрелянным вертушками мало кто захочет, урок они получили. Остаётся звериная тропа, здесь не прорвались – там обязательно полезут, пожалуй, самое уязвимое место. И вертолёты мало помогут, в такой темноте точности не будет, да и узковата она. Надо перебираться к тропе. Он положил руку на плечо сержанта Садыкова:

– Рустам, останешься здесь за старшего, я с Ахматом на тропу.

– Будь спок, как говорит товарищ Кацо. «Духи» получили своё, надо будет – добавим ещё. Скоро утро, там подмога придёт. Всё будет в ажуре, командир!

* * *

Прошло время. Усман Алиханов не слезал с коня, готовый в любую минуту немедленно пустить своего аргамака в атаку на врага. Наконец, появилась конница во главе с Мамедом Керимовым, позади – отряд новобранцев и отдельный батальон чалмистов.

– Ваш приказ выполнен, – отрапортовал запыленный с ног до головы Мамед Керимов.

Усман Алиханов слез с коня, благодарно кивнул и, подняв руку, установил тишину, мягко заговорил:

– Земляки, дорогу на родину нам преградила шайка неверных, необходимо уничтожить иноверцев и освободить караван, обратной дороги нет, помолимся, дети мои. Он встал на колени, и вслед за ним рухнули сотни людей, слова молитвы слились в монотонный гул. Алиханов вскочил на ноги и обратился к командиру отряда сотнику Рафису:

– Веди отряд по звериной тропе. Слышишь, атакует Тур-Мухамед? Но у него мало шансов, я надеюсь на тебя. Торопись, до рассвета мы должны уничтожить русских.

Он надеялся на милость Всевышнего, когда сборный отряд Тур-Мухамеда пошёл в атаку, но чуда не случилось, с севера в небе появились вертолёты. Усман прыгнул в седло и поскакал туда, где рвались бомбы и умирали его земляки, но Мамед вовремя схватил жеребца Алиханова за узду, остановил его. Разгневанный Усман ударил плёткой своего верного телохранителя, хлестнул и коня. Охранники замкнули вокруг кольцо и оттеснили Усмана вглубь ущелья. Старик проглотил слюну, прокашлялся и, указывая плёткой на ущелье, промолвил:

– Надо договориться о перемирии, подобрать раненых и погибших, будем ждать атаки чалмистов. Пошлите муллу, в него русские не будут стрелять.

Его приказ был немедленно выполнен. Минут через десять из горьких раздумий его вывел голос Мамеда Керимова:

– Смотрите, хозяин! – воскликнул верный джигит, указывая плёткой на позиции русских напротив муллы, где в свете факелов застыла фигура человека.

– Я сниму его одним выстрелом, – оживленно проговорил верный джигит, скидывая с плеча винтовку, но удар плеткой охладил его пыл:

– Мамед, моя плётка не всегда бьёт без пользы. Разве ты не видишь, что это их командир? Я уважаю его за смелость и доброту. Распорядись открыть огонь из гранатомета сразу же, как уберут раненых.

* * *

В небе гудели вертолёты, на горной вершине вспыхнул огонёк костра.

– Обогреваются, вояки, – подумал лейтенант Кудрин, перескакивая через тушу застреленного им верблюда и направляясь в нишу радиста, приказал Ларину связаться с вертолётчиками и с нетерпением схватил наушники:

– 347-й, «Волга» с вами говорит! «Духи» чаевничать вздумали, взгрейте их, как следует!

– Видим, Олег, – назвал его по имени Кузнецов. – 261-й им заварку бросит, а сахарком мы угостим. Броня уже на подходе, держись!