– Командиров у меня тьма, а я у них штурман на всех один. Вчера «Начпо» говорю: беречь моё здоровье надо, чаще наливать боевые сто грамм, а то скочурюсь, с кем летать будете? Молодец «Начпо», сам не пьёт, а коньячок налил, поговорили о том, о сём по душам, – не то правду говорил, не то хвастал в кругу близких друзей один из главных балагуров и разгельдяев полка, как его окрестил тот же подполковник Кузнецов.

Но, действительно, самые ответственные задания – бомбометание, целеуказание, высадка глубинных групп разведки, десантирование, поиск и проверка караванов вблизи Пакистанской границы, вывозка раненых и убитых советских солдат с горных вершин, каньонов и долин Гиндукуша выполняло звено самых опытных лётчиков, специально сформированном ещё в Союзе. Их заглаза называли «старичками», как в фильме «В бой идут одни старики». «Начпо» был «воьмёрочником» и, естественно, предпочитал летать в ранге командира вертолёта с лётчиками звена «старичков». Именно вертолёт МИ-8 в составе экипажа капитана Владимира Козлова и старшего лейтенанта Александра Шумцова официально указан в приказе Главкома В.В.С. СССР маршала А.Н. Ефимова, как первый из советской авиации, совершивший посадку в горных условиях на необозначенную площадку ночью в боевых условиях в районе города Митерлам и спасший от гибели около пятидесяти тяжелораненых советских воинов. Лично сам «Начпо» в сентябре 1983 года на полковом построении вручил своему «праваку» неофициальную награду – японский магнитофон, одобрительно похлопав по плечу своего штурмана.

– Тебе, Александр, ещё листок комсомольской славы, благодарственное письмо родителям и наградной на орден оформим. Молодец!

Две, казалось бы, противоположные натуры на земле, душевно были едины в воздухе, понимали без слов друг друга, что являлось самым важным фактором выживаемости экипажа вертолёта, танка, подводной лодки на любой войне. Им и предстояло в тот день и ночь решить общую с взводом лейтенанта Кудрина боевую задачу по захвату каравана с оружием в квадрате 43.

Группа десантников расположилась в тени ветвистых зелёных эвкалиптов, посаженных на краю аэродрома. Здесь проходила первая линия обороны аэродрома, были оборудованы огневые точки с постоянно дежурившими нарядами. Малейший подозрительный шорох в зелёнке взрывал ночную тишину огненной очередью, в которую вливался артиллерийский гром всей закольцованной системы охраны. В зелёных пятнистых маскхалатах, из кармашков которых торчали рожки запасных магазинов, а на поясных ремнях висели серые гранаты, десантники выглядели более суровыми и жёсткими, чем обычно. Грузин Самошвили, коверкая русский язык, травил анекдоты, лихорадочно дрыгал ногами, хватаясь за живот. Два афганца Ахмат и Хасан наблюдали за ним, и один другому со смехом переводил. Никто не перебивал грузина. Десантники лежали на примятой траве, потягивая дешёвые сигареты, перекидываясь короткими фразами.

– Эх, рвануть бы сейчас на «Метеоре» по Волге-матушке до самого Каспия!

– А я бы мороженого поел. Я за спор в «Пингвине» по кило за один присест отоваривал…

– Ну и как? Горло не болело?

– Нет. Чихота нападала да нос закладывало.

– Сегодня суббота по календарю?

– А, нам-то какая разница?

– Дома я бы на танцы пошёл. Диск-жокеем хотел заделаться, да в армию призвали…

– И правильносделали, человекомстанешь.

– А там я бы кем был?

– Козлом прыгающим.

– Скажешь ты, козлом прыгающим. Планы у меня были стоящие.

– А у нас всегда планы хоть куда, а на деле одна ерунда.

– Ну! Стихами заговорил. Сбренчи, Рустам, на дорожку что-нибудь стоящее.

Сержант Садыков вынул из чехла семиструнку, подкрутил барашки и, всей пятерней ударив по струнам, хрипловатым голосом под Высоцкого запел: