В юности моя мать и такие как она читали запрещённую литературу с помощью Самиздата. Они обменивались копиями через знакомых, друзей и приятелей знакомых. В этом подпольном клубе по интересам информация была горячим товаром. Копий как правило было мало и давали их на короткий срок. Поэтому читать надо было чрезвычайно быстро – за пару дней, иногда даже за ночь. Когда времени на прочтение было мало, а копию предстояло скоро отдавать, моя мать пила много кофе, курила одну сигарету за другой и читала всю ночь напролёт. После этого она шла на занятия в институт и отдавала распечатку обратно.

Скоро моя мать устроилась на работу лаборантом в фотолабораторию. Работа эта была нудная, но зато давала редкую возможность доступа к принтеру. И, оставаясь по вечерам одна, она стала тайком перепечатывать диссидентскую литературу. Какое-то время всё шло хорошо, и ей многое удалось размножить. До тех пор, пока ни с того, ни с сего к ней на работу не пришло двое сотрудников КГБ.

Это была пара аккуратно одетых двадцатилетних мальчиков с холодными, рыбьими глазами. Они пришли явно по наводке – искать распечатки и немедленно стали допрашивать мою мать и всех остальных сотрудников. В поведении агентов было что-то такое, от чего муражки бежали по телу. Представляя зловещую организацию, они вели себя так, будто всё вокруг принадлежало им. И, зная репутацию органов, коллеги матери стали трястись как осиновые листья. Моя мать тряслась больше всех, но изо всех сил старалась этого не показывать.

За распространение запрещённой литературы матери грозила статья и срок был не маленький. И пока мальчики в серых костюмах обыскивали всё вокруг, она старалась держаться и не думать о худшем. В тот день ей крупно повезло. Распечатки не нашли и сотрудники КГБ ушли с пустыми руками. Но даже этого инцидента моей матери хватило с лихвой и заставило хорошо задуматься. Если раньше у неё и были какие-то сомнения относительно преследования инакомыслия, то теперь они развеялись без следа.

Мать поняла, что стоит только переступить невидимую черту и пощады не будет никакой. Осознав это, всё словно стало на свои места, и ей без слов стало ясно, в какой стране она живёт. Мать была рада тому, что тогда всё обошлось. Иначе вся моя жизнь повернулась бы совсем по-другому. Годы спустя мать призналась мне: „если бы меня посадили, я бы никогда не встретила твоего отца. И ты бы тоже у меня никогда не родился.“

Я радовался тому, что мать не арестовали – за неё и за себя. И гордился тем, какая она у меня и как мы с ней похожи. Мы оба искали ответы – конечно, каждый из нас по своему. Но каким-то образом жажда ответов объединяла нас, и я знал, что нахожусь на правильном пути.

Я продолжал свои поиски. Порой они приводили меня в самые неожиданные места. Моей единственной защитой от наследия Войны и ослепляющей традиции стала информация. Находить к ней доступ было сложно, и я собирал её по крупицам тут и там. Я много читал и, стараясь уяснить прочитанное, задавал вопросы. Мне не всегда удавалось получить на них ответ.

Слишком многое оставалось неясным и слишком мало взрослые были в состоянии объяснить. Иногда мне казалось, что они и сами мало что понимали. А может, им было просто всё равно. Я по прежнему интересовался всем на свете, но больше всего тем почему мы живём именно так, а не иначе. Почему все терпят ужасные условия, окружающие нас. И что с нами будет потом – когда я вырасту.

Порой мне удавалось найти ответ на один из сотен вопросов. Я натыкался на объяснение в книгах, у матери или где-то ещё. Это было ни с чем не сравнимое чувство. Неизвестности становилось чуть меньше, а с ней и моё гложущее беспокойство ненадолго отступало. Я снова и снова возвращался к своему старому атласу и смотрел на страницы его далёких стран. Может быть мне всё-таки удастся стать путешественником – думал я. Никогда не знаешь, что ждёт тебя за углом.