***

20 дикабря

Здравствуй дедушка Мароз. Я хочу у вас спросить где вы жывёте. Я знаю што вы харошим детям приносите хорошие падарки. а что вы приносите таким как мы?

Максим.

Смакую на губах приторное слово «АТУИСТ». Стереотипное мышление вынудило Вас поставить страшный диагноз самостоятельно, назначить лечение без рецепта. Глупцы, при аутизме лобные доли мозга, отвечающие за интеллект и инициативу «спят», не изучая окружающее. Реальный мир не соответствует потребностям, лжив.

Вы спутали задержку в развитии с неизлечимой болезнью, повесили ярлык на остаток дней и спите спокойно. Я не жду ответа!

Вы считали, что я неспособен контактировать, привязываться, ценить. А не думали, что я не хотел вступать в связь с холодной жизнью? Смотреть в безразличные глаза, ощущать непредназначенное мне тепло? Я искренне любил Лину – единственного родного, пусть не по крови человека. Молчал, изрыгал нечленораздельные звуки. Копил, чтобы сплюнуть выдержанной годами злостью.

Я избегал контактов с другими детьми, социальной адаптации, потому что чувствовал: они чужие. Пройдут годы, и от вчерашних друзей останется пыль.

Больные организмы, как отрицательные частицы отталкивались, хаотично обивая стены кельи. Не общаясь со сверстниками, я не копировал поведенческие реакции и заложенные генетикой шаблоны. Возможно поэтому, прожил уникальную авторскую жизнь, пусть и без хэппи-энда. Финальные титры мне судья.

А, правда в том, что все мы – жертвы материнской депривации, дефицита тактильного и эмоционального внимания. Калеки, которым все должны, потому что мы «сироты несчастные», вечные узники дома-интерната для умственно отсталых.

***

На кухне душно, прело. Табачный дым уходит сквозь открытую форточку, уступает место сырому уличному воздуху, освежающему горящее лицо. Потёр глаза. Запотели.

На столе сковорода с грязным растительным маслом. На разделочной доске остатки сырокопченой колбаски и кусочки сала. В тарелочке дольки лимона в сахаре. Часы не дошли до верхней точки, а мужской ужин на исходе. Во второй к ряду полулитровой самогона осталось на три-четыре рюмки.

– Ща, подожди. Шугану эту дрянь, – сказал я и резко подорвался к умывальнику. Открыв дверку, схватился за веник, пошебуршил в глубине. – Ты бы хоть яда насыпал.

Захмелевший Влад растёкся по кухонному уголку. Глаза косят, из трико вывалился волосатый живот. Икнул:

– Пусть живёт, дрянь. Хоть одна живая душа. Не так паскудно.

– Владик, выше нос, – подбодрил я, – Что происходит? Ты же понимаешь, я не могу приезжать каждые выходные. Сколько раз я тебя звал в гости?

– Было бы, на какие шиши…. Ты знаешь, что я до сих пор девственник? – прорычал Влад и схватился за бутыль. Выпил из горла, зашёлся кашлем, – Вот ты: красавчик, отличник, спортсмен. А я? Жирный железнодорожник. Всю жизнь буду стучать по рессорам в оранжевом жилете. Дай сигарету что ль…

– Не нужно, тошнить будет, – посоветовал я и затушил в солидарность.

– Похуй! Понимаешь ли… Бабам подавай красивую жизнь, деньги, дорогую тачку. Каждая хочет непременно Аполлона со спортивным телом. А я ищу девушку, которая будет интересна в интеллектуальном плане! Чтоб поговорить, обсудить книгу или фильм. Но они, сука, пустышки все до одной.

– Может, спать пойдёшь?

– Ты меня вообще слушаешь?

– Влад, ты обязательно найдёшь свою Марисабель! Красивую и пошлую. И сиськи у неё будут такие, что раздавит!

– Обещаешь? Когда, а? – спросил друг с надеждой.

– Повторяю: приезжай в гости. Поищем. Только Стасе не говори – сожрет своей ревностью. Обещаю познакомить с горячей ростовчаночкой и танец маленьких утят, как бонус. Кря, кря.