– Точно 1909-й год… У вас ведь еще нет электричества?

Оля посмотрела на меня и не вдруг ответила:

– Ты про лампу накаливания? Я только слышала про такие, но здесь еще их нет и не было. Это все-таки деревня. Но подожди, мне надо представить тебя родителям.

С заметным волнением Оля вошла в столовую. Там уже сидели за большим столом, украшенном цветами, как я поняла тут же, ее родители – одетые еще винтажнее, чем Оля, и очень представительные. Отец в сюртуке – так, кажется, это называется? – в пенсне и с бородой. Мать в платье с воротником-стойкой, манжетами до пальцев и какой-то изящной брошкой у основания шеи. Они строго и вопросительно взглянули на дочь:

– Лёля, ты заставила себя ждать. Что случилось?

Оля застенчиво извинилась и сказала:

– К нам внезапно приехала моя троюродная сестра Аня – мама, помните, она мне писала? – и она чуть заметно повела рукой, словно давая знак матери. Мать вскользь улыбнулась, отец привстал и слегка поклонился мне, а я оглянулась на Олю – что мне делать-то? Оля явно для меня присела в реверансе, я неуклюже повторила ее движение, и мы сели за стол.

Я так была поражена новой для меня обстановкой, что почти не замечала, что мы едим. Однако, кто-то подавал и менял блюда – вероятно, этим занималась прислуга, но в тот момент я совершенно не уловила, кто и как занимается технической стороной обеда. Родители Оли сдержанно разговаривали, а она открывала рот только тогда, когда они к ней обращались. Но я успела заметить две-три улыбки ее матери и поняла, что под всей этой строгостью и правильностью скрывается такая же веселая и жадная до приключений душа, как и ее дочка.

Закончив обед, мы с Олей встали, снова присели и поблагодарили родителей, и тут же вышли из столовой. Наконец я получила возможность спросить Олю, как ее мать отнеслась к перспективе новой компаньонки дочери, да еще из будущего.

– Ты думаешь, она не поверила мне? – так удивилась Оля, как будто речь шла о самой обыкновенной вещи. – Конечно, она разрешила тебе остаться у нас. Сказала, что ничуть не удивлена даже, потому что от меня можно ожидать чего угодно, даже того, что я найду себе подругу в будущем!

– А как ты поверила мне? Просто я сама с трудом во все это верю.

Оля внимательно посмотрела на меня:

– Поверила. Я видела твои глаза.

Вечером мы с Олей пошли погулять по саду. Я хорошо помнила этот сад 111 лет спустя, и сейчас могла только с изумлением оглядываться вокруг. Перед домом пестрела большая клумба, все яблони были подстрижены и ухожены, трава тоже подстрижена, а дорожки расчищены и посыпаны песком. За оградой сада, насколько хватало глаз, простирались засеянные поля – там, где в моем времени были заросшие кустами и мелколесьем луговины. А что самое удивительное – Оля со знанием дела отвечала на мои вопросы, что здесь растет и кто обрабатывает землю. Мое первое впечатление о ней, как о шаловливой девочке, постепенно сменялось на совсем другое – уважительное, и я начинала немного робеть перед ней. Заметив это, Оля сама переменила разговор и начала расспрашивать меня о моем времени, о моем детстве, вообще обо мне. И слушала с большим интересом и вниманием, и задавала такие вопросы, что я убеждалась – она пытается сложить в голове целую картину моей эпохи.

На мои вопросы Оля рассказала, что у нее есть старший брат, офицер, зовут Володя, и он сейчас в Петербурге, а был еще младший, Петя, но умер в детстве от дифтерита. Ее глаза затуманились грустью, но потом она тряхнула головой, отгоняя это чувство, и пообещала, что завтра мы обязательно покатаемся на лодке по реке. И сказала еще: