С этими размышлениями я въехал на мост. Впереди, ближе к его середине я увидел фигуру человека или ребенка сидящего на бордюре, разделяющем дорогу и тротуар. Причем ноги находились на проезжей части. Это была девочка. Возраст определить было сложно, так как она была одета так, как одеваются более взрослые девушки. Модные джинсы и майка с кофтой, сумка в тон туфель, и браслеты с кольцами на руках. Очень аккуратная и стильная прическа в сочетании со следами макияжа и подкрашенными губами. Такая маленькая женщина или девочка, лишенная детства. Лицо в обрамлении темных волос спокойно, а взгляд направлен вперед и вдаль. Как вырезанная из журнала картинка.

Я подъехал совсем близко, вышел из машины и стал перед ней. Никаких реакций. Я присел и заглянул ей в глаза. Она на мгновение посмотрела на меня и вернулась в то же состояние.

– Что ты тут делаешь?

Ее глаза задвигались, но на меня не посмотрели.

– Ты меня слышишь? – повторил я вопрос и положил руку на ее колено.

Она сделала грациозное движение спиной, мол, оставьте меня.

– Ты не хочешь со мной разговаривать?

– Я с незнакомыми людьми-мужчинами не разговариваю.

– Давай познакомимся. У тебя такие красивые браслеты.

На ее лице проступил румянец.

– Я давно не видел таких красивых девочек.

– Я это постоянно слышу. Вы неоригинальны, – все еще не глядя на меня, сказала она и поджала губы.

– Как думаешь, как называется у птиц та часть, которую мы у людей называем лицо, а у животных – морда?

Ее лоб слегка нахмурился, и она посмотрела-таки на меня прищурясь. И вдруг засмеялась, звонко-звонко, откинувшись назад.

– Клюво, во-во-во.

И также внезапно уже спокойным тоном:

– Нет у птиц лиц. У птиц нет лиц. Лиц нет у птиц.

– Ну ладно, – примирительно сказал я. – Как тебя зовут?

– А вы первый скажите, как вас зовут, представьтесь, – с нажимом на последнем слове, произнесла она и голову при этом склонила набок.

– Салена, – сказал я и протянул ладонь, как равной.

– А я не скажу, как меня зовут. И она протянула мне руку, как королева для поцелуя. На что от растерянности я ответил робким пожатием.

– Тогда я буду называть тебя Девочка.

– А мне все равно. Мне с вами детей не крестить.

– А вдруг?

– Вы мужчина не моего типа.

– Сколько же тебе лет, неприступная Девочка?

– Неприлично у девушки спрашивать о ее возрасте.

– А прилично девочке разговаривать с человеком, старше нее, так высокомерно? Ты такая красивая и воспитанная, а ведешь себя удивительно вызывающе.

Все это я сказал, намеренно придав голосу оттенок строгости.

Она вдруг закрыла лицо руками, упершись локтями в колени.

По характерным звукам я понял, что она плачет. Я провел рукой по ее волосам, пытаясь успокоить.

– Ну что ты, что ты? – не совсем понимая ее реакции, спросил я.

– Вот вам хорошо, а я может быть осталась одна, без родителей, без никого. А мне всего девять лет. Будет. И я заблудилась, и у меня нет денег. И я хочу есть. Что, не видно? Вы же взрослый, – с упреком и, еле сдерживая икоту, выдала она, успевая при этом размазывать по щекам слезы.

Но ей было этого мало, и она добавила:

– Разве непонятно? А вы развлекаетесь тут. Наверное, со своей дочкой вы бы так не разговаривали.

Она достала из сумочки платочек и зеркальце и начала на лице что-то там приводить в порядок. Я нашел в машине маленькую бутылку «Эвиан» и салфетки. Смочив одну, протянул ей. Она вытерла лицо и, сказав:

– Спасибо, – и протянула обратно.

Скорее машинально я подошел к перилам моста, чтобы выкинуть салфетку и замер, поразившись увиденной картиной.

На огромном, почти ровном пространстве земли, уходящем далеко к горизонту, расположилась бесконечная масса людей. Из-за большой высоты и расстояния я не мог видеть, что они делают. Казалось, люди застыли, стоя плечом к плечу, а над ними еще более бесконечное простиралось небо, без единого облака и намека на жизнь. Слева и справа, вдалеке, картину завершала зелень, покрывавшая холмы. Наверное, только она придавала этой фантастической картинке элемент реальности происходящего.