Оскар пошёл одеваться. Идеально выглаженная школьная форма висела на стуле. Неужели ему никогда больше не будут готовить вот так одежду?

На секунду Оскар представил, как мамины длинные руки складывают форму, и почувствовал, как в груди всколыхнулся вулкан слёз. Но он отмахнулся от этого видения. Чтобы ни случилось – слезами горю не поможешь. Его ждал лев – так что он оделся, почистил зубы и снова спустился вниз.

Оскар проверил, всё ли убрано на кухне (да, всё в порядке), покормил Фредди (хомяка), надел в коридоре куртку и шапку с помпоном, а затем распахнул дверь и осмотрел тихую замёрзшую улицу.

У кормушки в палисаднике перед домом суетились птицы. Они не обратили на Оскара никакого внимания, но, когда за его спиной появился лев, разом притихли, сбились в стаю и упорхнули на ближайшее дерево, на котором уже облетели все листья.

– Зяблики, – сказал лев.

– Что?

Лев выгнул спину.

– Там на дереве. Зяблики.

– Ты любишь птиц? – удивился Оскар. – Моя бабушка тоже…

– Что?

Оскар уже собирался ответить: «Моя бабушка тоже любит птиц». Он всё ещё не мог привыкнуть к тому, что шесть месяцев назад с бабушкой случилось то, что родители назвали «сердечный приступ». Теперь она уже никогда не отведёт его в Гринвич-парк поглядеть на дятлов и не сходит с ним на берег Темзы, чтобы прокатиться там на велике и посмотреть, как утки самых разных пород покачиваются на волнах, расходящихся от проплывающих судов.

Бабушки больше нет. Нестерпимая горечь этой утраты наваливалась на Оскара снова и снова, и он чувствовал себя страшно одиноким. А теперь ещё и родители пропали. Впрочем, он не остался совсем один-одинёшенек. Оскар вскинул голову. Лев следовал за ним по их переулку, затерявшемуся среди улиц Блэкхита[1].

Улица была пуста, но Оскар не знал, радоваться этому или нет. Повстречай он полицейского, мог бы рассказать ему, что стряслось сегодня утром. И льва бы арестовали. Но тогда он остался бы один, да и вообще как-то невежливо, после того как лев ему почитал и убрал за ним посуду. Но полицейского всё равно на улице не было, так что Оскар продолжил путь, а лев шагал следом. Но вот они не оказались перед домом, стоявшим у дороги.

– Тут живёт твой друг? – спросил лев.

Оскар не ответил. Просто посмотрел на плоскую крышу большого дома, видневшуюся за густой зелёной изгородью, и на длинную прямую подъездную дорожку. Он прошёл по ней, и дом стал виден полностью. Оскар замер в нерешительности: он не знал, когда встают те, кто живёт в этом доме, а было ещё довольно рано. Но, заметив свет в одном из окон внизу, пошёл дальше; гравий хрустел у него под ногами.

Подойдя к крыльцу, Оскар снова остановился, слегка испугавшись широких каменных ступеней и широченной, в два раза больше, чем в его собственном доме, входной двери, обрамлённой колоннами. Он вспомнил, как один-единственный раз входил в эту дверь, и сглотнул. Собрался было повернуть и отправиться восвояси, но толчок в спину заставил его подняться на крыльцо и встать у двери.

– Ты что? – спросил он, строго посмотрев на льва. Но тот просто пожал плечами, а потом попробовал жёлтым клыком вытащить из лапы кусочек гравия.

Оскар вздохнул, расправил плечи и протянул руку к дверному молотку.

Стук оказался громче, чем он ожидал. Оскар замер, во рту у него пересохло, а ладони вспотели. В прошлый раз такого не было. Тогда-то он радовался.

Из-за дня рождения.

Тогда дверь открылась сразу. Его мама принялась болтать с мамой Карлтона, а он оставил свой подарок на столе в холле и побежал к другим детям. Карлтон учился с ним в одном классе, но другие дети нет, некоторые были даже не из их школы. Но все они вели себя совершенно нормально – пока не ушли родители.