– Давай встретимся после школы, Тань? Мороженое поедим… погуляем.

Я впадаю в ступор от ужаса!

Все, Татьяна! Приплыли! Это еще хуже, чем буллинг!

– Отпусти руку, – шепчу я ему, пытаясь освободиться, но он только улыбается, – Записывай давай лучше!

– Не отпущу, пока не согласишься! – слышу его шепот. – Двойку из-за тебя получу, но не буду записывать, пока ты не скажешь «да».

Ну, что мне делать??? Лихорадочно ищу выход из положения и нахожу. Поднимаю правую свободную руку.

– Что ты, Татьяна? – спрашивает химик.

– Владлен Николаевич, мне выйти надо! – говорю я.

– Иди, конечно!

Я вырываю руку из-под ладони Платонова и иду к выходу из класса. Он ухмыляется.

Очутившись в коридоре, прислоняюсь к подоконнику и пытаюсь привести мысли в порядок. Но тут дверь класса открывается, и царек тут как тут. Ухмыляется. Знает себе цену. И знает, что красив, подлюка! Не успеваю я оглянуться, как он упирает руки в подоконник по обе стороны от меня. Черт, как же он потрясно пахнет! Его янтарные глаза залипли на моих глазах, лице, губах. Я чувствую дрожь в коленях и учащенное сердцебиение от его взгляда… А он одной рукой привлекает меня к себе, нахальный! Но до чего же красивый… господи!

– Слушай Тань, – он второй раз в жизни называет меня по имени, – я ведь не отстану.

– Без вариантов, Платонов, – говорю я через силу, прямо глядя в его глаза. – Ты кажется, Софой занят. Она мне глаза выцарапает!

– У меня с ней нет ничего, Тань! – говорит он, приближая лицо к моему, – если только в этом дело, то пусть тебя это не волнует! Давай я тебя заберу после школы и поедем в кафешке посидим?

– Платонов, ты не в моем вкусе! – пытаюсь извиваться я, чтобы высвободиться из его «окружения». Он ухмыляется и вдруг обнимает меня за талию и тянет к себе. Я упираюсь ладонями в его широкую грудь, а он шепчет:

– Да ну!? Когда ты на меня только что пялилась, мне так не показалось!

– Пусти!

– Неа! – его руки оказываются у меня за спиной, прижимают меня еще теснее, он тянется губами к моим губам, но я отпихиваю его изо всех сил и бегу в туалет.

Прислоняюсь к холодной кафельной стенке и тяжело дышу. Почему он на меня так действует?! Как магнитом к нему тянет…только влюбиться еще в Мажора не хватало! Кошмар! И что мне с этим делать?? В мыслях полный сумбур, только ощущение его рук на талии, просто жжет… Несколько минут мне требуется, чтобы попытаться успокоиться. Я понимаю, что надо возвращаться в класс, а то Платонов догадается о той чертовщине, что со мной происходит… И на урок надо идти… Я собираю волю в кулак и иду обратно в класс.

Вернувшись из туалета, захожу в класс с независимым видом и вижу, что Платонов как ни в чем не бывало сидит на своем месте и пишет в тетради. Я сажусь на место, беру ручку и тоже заканчиваю работу. До конца урока он меня не трогает, только поглядывает. Наконец звенит звонок, я подскакиваю, как ошпаренная, собираю сумку, и не глядя на Мажора, иду в коридор.

До конца дня меня оставляют в покое, и я понемногу успокаиваюсь. Мы с Ладой выходим из школы и видим такую картинку:

Перед входом стоит потрясный байк, черный, как вороново крыло, блестящий на солнце, рядом с ним наша «королевская троица». Кир Самсонов с гордым видом отдает ключи Платонову, а тот надевает крутой шлем. Вокруг собирается толпа, в основном парни. Все обсуждают достоинства байка, присвистывают от восхищения. Самсонов говорит Платонову:

– Ты поосторожнее, Ал, сейчас движение интенсивное!

– Не парься! – отвечает тот, садясь на байк, – не вчера родился!

Мотор ревет, Платонов круто срывает агрегат с места и через секунду от мотоцикла остается лишь облачко выхлопа.