– Желаете ещё пива, мэтр? Может ещё рагу? Есть паштет из зайчатины… – Пит не успел закончить фразу, потому что толстяк ухватил его за руку, повыше локтя, и притянул к себе.
– Не знал, что у Ульри работают такие миленькие мальчики. Ваша Джулия лапочка, но по сравнению с тобой, мой маленький красавец, – она сущее ничтожество. Напрасно твой хозяин так долго прятал тебя на конюшне?
Пит задрожал, почувствовал холод внизу живота и едва не обмочился.
– Простите, мэтр. Если вы не желаете зайчатины, могу предложить пирог с капустой и мочёные яблоки…
Пит снова не договорил. Толстяк ущипнул его за бок, прижал к себе, пухлая ладошка стала медленно опускаться вниз, коснулась бедра. Пит дёрнулся, ухватился за край стола, но бакалейщик держал крепко. Тогда Пит рванулся, что было сил, и опрокинул всё, что находилось на столе. Бакалейщик втянул голову в плечи и воровато огляделся. Однако поняв, что никто ничего не заметил, он разразился отборной бранью:
– Маленький гадёныш! Что это такое? Ты испортил мою куртку! А штаны… – бакалейщик оттолкнул Пита, тот отлетел как мячик, упал, ударившись о соседний стол. Шлохо сморщил лицо, и оно приобрело вид раздавленного помидора. Ульри появился будто бы ниоткуда.
– Что такое? Мальчишка вам нагрубил?
– Этот сопляк испортил мою одежду! – взвизгнул бакалейщик и добавил уже шёпотом: – Раз он так бережёт свой зад, сделай так, чтобы на нём не осталось живого места. Всыпь этому выродку как следует, не то ноги моей больше не будет в твоём проссаном гадюшнике.
В тот день мэтр Ульри не просто надавал Питу затрещин, как это бывало обычно – почти каждый день. Хозяин высек мальчика, за сараем, прямо напротив конюшни. Красотка Джулия, Ханна и несколько посетителей наблюдали эту сцену. Пит сгорал от стыда, понимая, что все они смеются и смотрят на его обнажённый зад. В тот день Пит поклялся, что отомстит им всем. По крайней мере, мэтру Ульри и Джулии – именно она хохотала и подшучивала над мальчиком громче всех. Лишь Ханна не смеялась, а когда Пит после порки спрятался в сарае, толстуха на цыпочках пробралась к нему и сунула в руку плачущего мальчика большое сочное яблоко.
Это случилось две недели назад; синяки на спине Пита ещё не успели зажить. Если этот толстяк Шлохо опять явится в пивную и снова захочет прикоснуться к нему. Мальчик сжал кулаки.
Увесистый шлепок вывел Пита из оцепенения.
– Негодник! Я для кого это всё говорю? Ты почему меня не слушаешь?
– Простите, мэтр. Вам показалось.
– Показалось? О чём я только что говорил?
Голова Пита вжалась в плечи.
– Вы говорили… говорили про бельё и про постояльцев.
Ульри почесал заросший подбородок, но тут же выдавил улыбку. Обычно выгнутые дугами брови приняли совсем необычную форму, рот вытянулся в тонкую гаденькую полоску.
– Ладно, врунишка, если ты всё понял, иди. Приведи себя в порядок и будь готов встречать гостей. Можешь даже поспать. Господа приедут только к вечеру, а может и завтра, поутру.
Поспать? Это днём-то? Что же с ним такое? Пит искоса посмотрел на хозяина и заметил, что руки хозяина подрагивают. Волнуется. Он сказал, господа? Значит, сегодня Питу предстоит обслуживать не Шлохо, а знатных персон?
Пит вытянул губы и со свистом выпустил воздух.
В «Мятном кабане» в последнее время останавливались лишь небогатые путешественники: мелкие торговцы, ремесленники и крестьяне. Бывали и обычные бродяги: бездомные и побирушки, стремящиеся поживиться за чужой счёт. Самыми важными, и в тоже время опасными, считались наёмники и контрабандисты. Эти, подпив, часто вели себя как заправские лорды: сорили деньгами и требовали дорогих кушаний и вин. Хотя порой именно они вели себя хуже обычных разбойников. Не раз такая клиентура оставляла Ульри без оплаты, а то и устраивала в «Мятном кабане» обычный погром.