Интре-есно… трындец!

 — Тебя Лёха обидел? — не выдержала тишины Мотя. Она особым терпением не отличалась никогда.

 — Нет. Лёха не пришёл. 

 — Продинамил, значит, паскуда! Ну я так и подумала. А че ревешь тогда? — и тактом, кстати, тоже.

Мотя вообще была особой интересной и непонятно как в мои подруги затесавшейся. 

Вся такая шикарная, длинноволосая, тощая, явно из высшей лиги. Такие, как она, в американских сериалах носили форму черлидерш, а такие, как я, — свитера с оленями. 

 У Моти волосы белые, прямые и блестящие, а мои каштановые и мягкие, как мешок перьев на башке. 

 Мотя белокожая, а я вечно будто с полей пришла. 

 У Моти глаза зелёные, прямо фея лесная, а мои чёрные, жутковатые, как у летучей мыши. 

 У Моти куча друзей, потому что она красивая и сексуальная, а у меня, потому что я веселая.

 Мои друзья мечтают затащить Мотю в постель, а ее друзья мечтают выпить со мной пива, хоть я его и не пью. 

Я делаю за Мотю курсовые. А Мотя следит, чтобы я выходила на улицу и хоть иногда отрывалась от экрана компьютера.

Из-за Моти я два года была уверена, что ущербная и отсталая, потому что даже не понимаю шуток ниже пояса. А Мотя была уверена, что она неряха и разгильдяйка из-за моего самодиагностированного ОКР.

 — Моть, — я набралась смелости, поставила бульон с остатками лапши на пол и посмотрела на подругу жалобными глазками. Вдруг сама всё поймёт? — Я пришла туда, куда написал Лёха. И там был… какой-то чувак. Мужик. Какой-то мужик… Было темно, и у него было шампанское. А он был в душе, и я решила, что это Лёха… я просто напилась, пока ждала. А потом он вышел… И я приставала, наверное. Нет, я точно приставала, я думала это Лёха. И… и… 

 История закончилась, едва начавшись. Я просто поняла, что несу какую-то чепуху невероятную из которой выходит совсем не та история, что приключилась на самом деле.

 — Ты трахнула мужика? Вот прям просто не глядя? — рука Моти дёрнулась, и бульон красивым пятном растёкся по белой шелковой блузке. — Ну ёпрст, гадство! 

 — Да… я это сделала, а он мне ещё визитку дал… мол решишь шантажировать — пиши. Это трындец, Моть… 

Я откинулась на стену и со злости дважды стукнулась о неё затылком, чтоб больше не повадно было Соне Обломовой так тупить.

 — Нет, подруга. Это лучшая история, что я вообще слышала! Хоть я ничё и не поняла… Но зато ясн, чё Лёха ночевал у нас, а не с тобой! А я то думала Акелла промахнулся и со стыда тебя продинамил!

 — Этот додик тут? — сощурилась я, тут же воспрянув духом, как молодая тигрица на охоте. 

Зла не хватает! Я же всё перепроверила. Всегда перепроверяю! Лёха ясно написал номер, и я пришла именно в него! Значит, этот “Акелла” и правда где-то по жизни промахнулся!

 — В спальне, на полу спит,  —  пожала плечами Мотя.

Вот сейчас мы всё и выясним!

4. Дважды два четыре

 — И давно он тут? — спросила я Мотю. 

Проораться не вышло, видите ли Алексей Михалч, не совершив утренний туалет, с дамами беседы вести не намерен. Пф! И этому чудику я собиралась подарить “первую ночь”. Так что я теперь валялась на нашем матрасе, служащем и кроватью, и диваном, в ожидании чудилы-Лёхи.

 — Ну… с вечера. Я потому и злая была, — пожала плечами Мотя. — Решила, что он тебя продинамил. И что ты там осталась куковать, а трубки не брала. Типа забухала и всё такое. Мы и к ментам-то не пошли, потому что...

 — Потому... что? — протянула я, понимая, что запросто могла ночевать в логове маньяка.

 — Ну, понимаешь, — Мотя сложила ручки на коленочках как прилежная девочка. — Если честно... я не подумала. И мне очень стыдно. И я уверена, что Лёхе тоже! Он явно переживал... Но у тебя же папаша там живёт недалеко... вдруг ты правда к нему поехала? Ну в конце концов, сколько раз Я не приходила ночевать? М? Да сотню!