– Может, там, в Венгрии, какая-нибудь женщина накормит моего сыночка, – рассуждала она, убеждённая, что ни одно доброе дело не остаётся безответным.

Свист под окном на следующий вечер очень удивил её (давно под их окнами никто не свистел: всех кавалеров Вероника год как отвадила).

– Что это за соловей тут объявился? – выйдя на балкон, крикнула мама и увидела внизу бесконечно обаятельного высокого и тонкого солдата с чёрными погонами на выцветшей полевой солдатской форме.

– А я к Веронике. Она дома?

– Ну, заходи, коль пришёл, как раз на ужин успел, – позвала мама нежданного гостя.

Вероника пришла домой спустя полчаса и застала, к своему удивлению, почти идиллическую, но уже знакомую картину. Только на месте обычно незнакомых солдат за столом сидел и смущённо улыбался её вчерашний провожатый Сергей.

– Ты как тут оказался? А где напарник?

– Да я объяснил ему, что должен идти один – он понял. К тому же пост надолго оставлять нельзя.

По доброму тону мамы, обращённому к Сергею, и по тёплой атмосфере в комнате Вероника поняла, что её новый знакомый маме понравился. Он действительно не мог не понравиться: высокий, с тонкими чертами лица, светлыми глазами, розовой кожей, с едва заметными веснушками и мягким голосом, он напоминал бы принца из европейской средневековой сказки, если бы не грубая, пахнущая хозяйственным мылом, солдатская роба и сапоги.

На столе в кулёчке из тетрадного листка лежал целый ворох горных подснежников.

– Это тебе, – сказал Сергей, протягивая цветы Веронике, – большего пока не могу, но я исправлюсь. Они около нашего поста связи на горе растут.

Их пост связи относился к Грозненской воинской части связистов и, принимая двух солдат в командировку на несколько месяцев, обеспечивал связь, о которой не принято рассказывать. Вдвоём солдаты жили обособленно, их не очень часто контролировали, так как пост находился в 60км от Грозного, а продовольствие они получали внизу, в райцентре.

Поэтому, почти ежедневно, Сергей мог ненадолго забежать к Веронике. Мама поначалу время от времени напоминала Веронике, что она, вообще-то, ждёт из армии другого солдата, и, может быть, не стоит уделять внимание Сергею. Но Вероника отмахивалась:

– Мама, ну это же не серьёзно, мы просто болтаем, ему же, как и мне, нужно с кем-то общаться, ему нужны свободные уши, а я хорошо слушаю.

– Будешь продолжать, – пригрозила мама, – ни в какой Ташкент не поедешь!

В один из июньских вечеров, с сочувствием выслушивая рассказы Сергея о своем детстве, маме, бабушке, младшей сестренке и российской глубинке в Калужской области, Вероника поймала себя на мысли, что она уже не так сильно стремится ехать в Ташкент. Нет, она не передумала, и все еще желала встречи с Андреем. Всего несколько недель назад, специально для этой встречи, она написала еще одно стихотворение, посвященное своему солдату:

Только вот почему – то путь ей уже стал казаться непреодолимо трудным: надо было найти деньги на билеты, да и сами билеты она понятие не имела где доставать. И где там остановиться? В общем, почему – то все трудности, связанные с поездкой, выросли до неразрешимых проблем – и это определило все ее дальнейшие поступки. Ко всему добавились слишком затянувшиеся паузы между письмами, приходившими из Ташкента. Андрей не мог написать ей, что он в летних лагерях на учениях, и писать оттуда нельзя, а она не понимала причину его молчания и опять строила удобные для себя предположения: «Да он и не особенно любит меня, возможно, уже давно встречается там с какой – нибудь „ташкенточкой“, вот и пишет редко».