– Потому что нет его, этого прошлого, – сказал Шмидт. – По крайней мере, в обычном понимании этого слова.

В повисшей паузе Никита с Маргаритой не сообразили ничего лучшего, как снова переглянуться.

– То есть как? Вы хотите сказать, что речь о краже личности? Он по поддельным документам?

– Если бы всё было так просто! – с нежностью протянул Шмидт. – Стал бы я тогда заниматься этим делом, ребята?! Но, в общем, вы попали настолько, насколько было возможно при вашем уровне знаний.

Шмидт тяжело посмотрел на стажёров.

– Мне не хочется прибегать к дурным штампам, но то, что вы сейчас узнаете, должно остаться в этой комнате. Вы имеете представление о том, кто я такой и что могу сделать с вами за несанкционированное разглашение.

Стажёры нервно и торопливо закивали.

– Ну ладно. С этим прояснили, идём дальше. – Шмидт вывел на экран планшета три снимка. – Во времена, когда вас ещё и в проекте не было, легла мне на стол одна любопытная папочка. А в ней три фотографии – вот эта, вот эта и вот эта.

Шмидт развернул планшет. Никита с Маргаритой склонились над экраном, почти касаясь головами, рассматривая три фотографии Бессмертного. Одна была идентична той, что они получили шестнадцать дней назад, когда их вызвали в кабинет Горского, представили Шмидту, а он протянул им фото и велел установить слежку за человеком на снимке.

Постукивая пальцем по фотографиям, Шмидт комментировал каждую из них.

– Ессентуки, 1937 год, Павлов Сергей Валентинович. Москва, 1955 год, Рейнер Андрей Константинович. Горький, 1980 год, Коновалов Василий Васильевич. Разные люди. Разные города. Разные биографии. Одно лицо.

В комнате повисла тишина. Стажёры переглянулись и снова уставились в экран.

– Это официальные фотографии на официальные документы, как видите. Но есть и другие. Неофициальные. Случайные, – не разворачивая планшет, Шмидт стал листать экран. На старых монохромных снимках мелькало в одиночку, в группе или в толпе лицо Бессмертного. – Ялта, 61-й год. Москва, 53-й год. Кёнигсберг, 45-й год. Смоленск, 40-й год. Киев, 33-й год. Ленинград, 27-й год. Авот самая старая, какую мне удалось найти – Петроград, 17-й год, июль. Вот тут, за спиной у Троцкого – видите? Слева, в самом углу. – Шмидт увеличил снимок. – Это не член ВКП(б) – совершенно точно. Но кто тогда? И что здесь делает?

Стажёры переглянулись. У них в глазах читался один вопрос – кто из нас сошёл с ума?! Оба они свихнуться не могли, генерал спецслужб на психа тоже не тянул. Тогда что происходит?

Никита нерешительно пролистал планшет, вернувшись к снимку 45-го года. Он бывал в Калининграде, знал немного историю края и сразу узнал развалины старой крепости Кёнигсберга, на фоне которой фотографировались работники какой-то санчасти. Четыре молоденьких санитарки в белых халатах, водитель фургона и два доктора средних лет смотрели на него с фотографии. Одним из докторов был Бессмертный! Или нет?

– Соколовский! – кивнул Шмидт на фотографию. – В апреле сорок пятого, согласно полковой санитарной ведомости 11-й гвардейской армии, это был Соколовский Яков Вениаминович.

Он появился в полку из ниоткуда в октябре 43-го и исчез в никуда в октябре 45-го. Его коллеги и сослуживцы, которых я успел разыскать, ничего про него не слышали ни до, ни после. Да и про те два года мало что могли рассказать. Человек был необщительный, людей сторонился. Но вот работу свою, говорили, работу знал превосходно. Лучше хирурга они не встречали.

– Одному парню, которому уже собирались отрезать разбитую миной ногу, он эту ногу собрал и сшил, считай, что на коленке. Вот эта вот медсестра, – Шмидт ткнул пальцем в крайнюю слева тёмненькую худенькую девушку, – Соня Рудинштейн, вышла потом за того парня замуж. Когда я их нашёл, оба ещё были живы. Оба вспоминали Соколовского как благодетеля.