— Угощаю, Василькова. Бери все, что хочешь! Только быстрее, умоляю. Секунда с тобой рядом, как год на каторге.

Ну, а я что? Бедный студент, привыкший питаться одними макаронами да яблоками. От счастья перед глазами все померкло, а желудок победно заурчал, приготовившись к пиру.

— Мне, пожалуйста, три шаурмы, салат «Цезарь», картошку фри, сырные палочки, колу, молочный коктейль и… — я взглянула на удивленного Шлефова. Он не мог поверить, что такая хрупкая девушка, как я, способна столько съесть? Что же, этот мужчина просто не сидел на общажной диете три года… — Самый большой кусочек любого торта! Нет... Давайте два!

Шлефов нервно топал ногой по полу, пока я тщательно и долго жевала три шаурмы. Надо было видеть лицо мужчины, когда он понял, что для меня это никакая не проблема. И лишь когда перешла к картошке, он не выдержал и воскликнул:

— Кто бы мог подумать, что в тебя столько вмещается! Даже жутко немного… Бездонная какая-то.

— Хороший аппетит приходит во время еды, а отличный — во время диеты! А мне ее по долгу студента приходится вот уже четвертый год соблюдать. Вы-то страхом людей питаетесь, вам не понять.

Он молчал, но злился. Внимательно следил за тем, как тикала стрелка на ручных часах. Иногда издавал протяжные изнывающие рыки и бросал в мою сторону взгляды, пропитанные чем-то кислотным и ядовитым. Наконец, перейдя к десерту, я по-барски кивнула:

— Вроде перекусила… Готова слушать.

Он мгновенно посерьезнел:

— Снова спрашиваю, Василькова: чего ты хочешь?

Я расплылась в сытой улыбке и мечтательно прикрыла глаза:

— Чего хочу? Хмм... Простого человеческого перевода на карту с подписью: «Ни в чем себе не отказывай!». Тысяч сто сейчас бы решили все мои проблемы! А вам зачем? Решили пофилософствовать?

Конечно, я пошутила. Это было очевидным. Но вот Шлефов вдруг зарылся в телефоне. Сперва я решила, что он в наглую переписывается с кем-то, игнорируя при этом меня. Только вот спустя минуту мой сотовый завибрировал и… Я подавилась молочным коктейлем.

— Сто тысяч?! Вы так просто перевели мне такие огромные деньги? — я снова и снова обновляла приложение банка, не в силах поверить своим глазам. Шлефов даже подпись сделал, как я озвучила. С недоумением посмотрев на застывшего профессора, я растеряно вскинула руками: — Что? Зачем? Не понимаю…

— Не «просто так», Василькова. Я даю тебе фору в три желания, — выпалил он, пока я пыталась вспомнить, видела ли моя карта когда-то такие огромные поступления. Нет... Не видела... — Перевод на карту — первое. Считай, уже потраченное. Осталось еще два.

— Два желания? — ситуация становилась все более запутанная и непонятная.

— Да. Два, — кивнул тот серьезно в подтверждение. — Я выполняю, и ты забываешь о фото. А точнее, подписываешь официальный документ при моем юристе. Мол, никогда и никому его не покажешь.

Дыхание ускорилось. Мир вокруг перестал казаться реальностью. Крепко обхватив руками стол до побеления костяшек, я окончательно растерялась:

— Но… Мне нужен только зачет… Чтобы никогда вас больше не видеть! Зачем такие сложности?

— А вот это — нет, — вдруг строго отмахнулся тот. — Я оценки за красивые глазки никому не ставлю, поняла? Это мой принцип. И даже наша ситуация ничего не поменяет!

«Он считает мои глазки красивыми? Интересно, давно?», — почему-то подумала я и тут же отмахнулась. Какая кому разница, что он там считает?!

— Но…

— Учить будешь, как все. Это не обсуждается, — чеканя слова, он не давал мне возможности апеллировать. Явно к разговору давно готовился и все для себя решил. — В общем, думай, Василькова. Два желания еще есть. В пределах моих возможностей, естественно. И, как ты уже поняла, незаслуженные оценки я ставить не буду.