Я стояла на пороге, а Лариков смотрел на меня своим «принципиальным» взором.

– Привет, – выдавливая из себя улыбку, как зубную пасту из тюбика, сказала я.

– Здравствуйте, Александра Сергеевна! – процедил сквозь зубы Лариков. – Наконец-то вы соизволили явиться! Я уж, признаться, и не чаял увидеть вас нынче!

– А сколько времени? – спросила я.

– Вечность, – по-батюшковски ответил мой босс. – Или семь часов вечера. Вы, моя драгоценная, отсутствовали ровно семь часов. И чем это вы занимались?

Я опустилась в кресло.

– Плодотворным общением, – ответила. – И, знаешь ли, устала. Очень устала. Оказывается, разговоры с людьми – самое утомительное занятие. Особенно откровенные. Такое ощущение, что меня целые сутки заставляли вручную класть асфальт. Я даже подумала, не податься ли мне в ночные бульдозеристы? Теперь же мне придется рассказать тебе все и что-то там придумать, а у меня нет сил ни рассказывать, ни придумывать… У тебя случайно нет кофе? Без кофе я вряд ли смогу шевелить моим распухшим мозгом.

– Ну-таки ты и монолог мне выдала! – развел руками Лариков. – И без кофе, заметь! Может, еще что изобразишь?

– Не-а, – помотала я головой. – Без кофе ничего не получится. Поскольку вся эта история сейчас напоминает мне уравнение с кучей неизвестных, и эффект его влияния на мое расстроенное сознание примерно такой же. То бишь убей меня, если я хоть что-то там понимаю.

Лариков подумал и понял, что сопротивляться бесполезно. Я, наверное, и впрямь смотрелась, как хорошо отжатая половая тряпочка, поскольку он даже потрогал мой лоб на предмет определения температуры.

– Сашка, ты омерзительно выглядишь, – озабоченно посетовал он.

– Спасибо на добром слове, – кивнула я. – Умеешь ты все-таки сказать приятное женщине, Лариков…

– Ладно. Пошел за порцией наркотика, – застеснялся босс.

– Быстрее, у меня уже начинается ломка, – поддержала я игру.

Он ушел, и из кухни донеслось несколько вульгарное исполнение очередного шедевра Скутера. Лариков явно повеселел, раз уж решился на подпевку радио.

Мое сознание приходило в норму, и ко мне понемногу возвращалась способность мыслить. Моя рука медленно вычерчивала на бумаге нехитрые кружочки. Нехитрые по виду, но каждый из этих кружочков бережно хранил тайну, как египетские пирамиды чей-то прах. «Вот и актеры», – сказал Гильденстерн.

– Вот и актеры, – задумчиво повторила я, заканчивая свой «примитивистский» шедевр несколькими черточками. – «Единственную дочь растил – и в ней души не чаял. А вышло так, как бог судил, и клад, как воск, растаял»…

Отвела листок на расстояние и, прищурившись, попыталась оживить свои кружочки и черточки, умозрительно приклеив им лица.

– Для того чтобы представить лица, моя милая, вы должны их увидеть. А так… Глупенькое занятие, – фыркнула я, откладывая листок в сторону.

Появился Лариков с кофе.

– Ну? – дождался он, когда я сделаю первый глоток.

– «Ей был нужен глоток «Нескафе», – сообщила я рекламным голосом. – Ладно, приступим. Кстати, ты-то сам ничего не нашел?

– Потом, – отмахнулся он. – Сначала давай твои загадки.

– Не надо так шутить, а то самой себе кажусь уж Сфинксом, – сказала я. – Так вот, вся наша славная компания оказалась тесно связана между собой. Но как тебе – выдать сначала их характеристики, а после перейти к диалектической их взаимосвязанности, или наоборот?

– Логичнее начать с портретов.

– Что ж… Вполне согласна. Правда, мне не хватает трех портретов. Но их я надеюсь нарисовать завтра. И не хватает характеристики Главного Героя Чистого переулка… К сожалению, теперь могу составить лишь собирательный его облик, по рассказам. Ну, про Соню я опущу. С ней все ясно. Маша… Маша человек очень загадочный, скрытый в себе, как улитка в домике. Пока еще не могу точно сказать, что за отношение у нее к Соне. Очень сложное, Ларчик, у нее внутреннее «я»! Соню она и любит, и как будто ненавидит – именно за то, что вот так ее любит!