– Ага, – кивнул головой Авик.

– Такая красота вокруг, а он «ага», – передразнил его Григорий Исаевич. – Много читаешь, в театры ходишь, и все без толку.

– Папа, ну чего ты все время придираешься? Подумаешь, «ага» сказал.

– Это ты зря, малыш. Ты должен гордиться своим папкой и слушать его. Он у тебя замечательнейший человек.

– Я знаю, – буркнул Авик.

Григорий Исаевич опять прижал его к себе и шепнул на ухо:

– Спасибо, родной. Я пошутил.

Авик, смутившись, освободился от его объятия.

Проселочная дорога перешла в узенькую тропинку, по обеим сторонам которой теснились разлапистые ели вперемежку с осинами, шелестящими своими похожими на зеленые сердечки листьями, с тоненькими светлыми березками, с ольхами, почти до земли раскинувшими свои ветви. Над ними с большим шумом, часто хлопая крыльями, пролетел глухарь и, сев на высокую ветку, сразу разорался. Где-то впереди, совсем недалеко, прокрякала утка.

– Слышите утку? – протянул вперед руку Жженов. – Сейчас будет озеро.

И действительно, вскоре они вышли к распростертому перед ними озеру. Солнце уже повисло над деревьями, и его лучи сразу засеребрились на слегка ребристой поверхности озера, отражающей еще и ярко-голубое небо с редкими пушистыми облаками. Они пересекли небольшую поляну и спустились к озеру. Противоположный берег был крутой, с огромными валунами над обрывом и у самой воды. Посреди озера из воды тоже торчал огромный валун, заросший зеленым мхом. На другом берегу, почти у самого обрыва, была хорошо видна аккуратная, необычно сложенная изба, совсем не похожая на русские избы.

– Единственная, что от финнов осталась. Все остальные они во время финской войны сожгли. Чтобы русским не достались. Сколько ей лет, а выглядит словно новенькая. А наши деревни… – скривив рот, не договорил Жженов.

– Ну, как вид? – спросил Григорий Исаевич у ребят. – Я говорил вам…

– Да, папа. Я и не представлял себе, что так… Даже дух от всего этого захватывает, – повел рукой Авик. – Как тебе, Андрюшка? – повернулся он к другу.

– Здорово, – обводя взглядом озеро, сказал Андрей и, словно для себя, добавил: – Жалко, рисовать совсем не умею.

Жженов с любопытством посмотрел на него.

– Да, хороший кусок мы у финнов оттяпали. Правда, столько людей положили… Ну, кто у нас с этим считается, – словно ища поддержки, Жженов посмотрел на Георгия Исаевича, и тот в ответ кивнул головой. Пройдя еще немного, Жженов остановился, сбросил на землю рюкзак и аккуратно положил рядом удочку. – Вот здесь мы с вами сейчас позавтракаем, а потом я за удочку, а вы пойдете с пацанами гулять…

Они гуляли по лесу, и Григорий Исаевич, любуясь окружающей их природой, вдруг заговорил об отличии животных от людей. Б-г, по словам Григория Исаевича, подарил людям способность думать, сострадать, любить. Люди же довольно быстро сами приобрели свои далекие от Б-а способности ненавидеть, презирать, завидовать. Убийство у хищных животных в крови, и вместе с тем если хищное животное сыто и ему не надо защищать свою территорию или своих малышей, то оно, как правило, никогда не нападет на другое животное. А вот человек может принести много горя другому человеку, просто если ему не понравится, что тот, другой, думает или говорит или просто как он выглядит. Потом Григорий Исаевич опять заговорил о Б-е и сразу предупредил, чтобы они не путали веру в Б-а и религию. Сам он, например, в синагогу никогда не ходит, а в Б-а верит. Вот, посмотрите, говорил он им, как разумно наш мир создан. И природа, которая нас окружает, и сам человек – все мы созданы так сложно и вместе с тем с таким совершенством, что без вмешательства какой-то внешней силы это просто не смогло бы произойти. Как сказал Ньютон: «…сама царящая во Вселенной гармония является лучшим доказательством существования Творца». А зло, которое делают люди, опять повторил он, они уже сами к этому пришли, в них это не было заложено.