«Ну, склока с французом прошла удачно, прямо на глазах императора, – с почтительностью глядя на русского самодержца, размышлял Сеймур. – Что за афёру они там, в Лондоне, затевают? Кастельбажак легко пошёл на скандал, а, завидев царя, стал меня толкать руками, ещё немного – и дал бы мне по морде… Тут уже не видимость ссоры, а вполне реальная… Хотя француз – человек грубый, солдафон до мозга костей, для него распустить руки – не проблема. Видимо, и он получил подобное указание. Так что же в Лондоне все-таки затевают? Вон новых подозрительных комерцсоветников мне прислали в помощь… Ходят, всё высматривают… Может, шпионы?.. Мне не доверяют?..»

В это время император шумно вздохнул и забарабанил пальцами по столу. По его лицу пробежала тень недовольства. По всему чувствовалось, что монарх без особого удовольствия согласился на эту встречу.

– Я вообще-то рассчитывал получить от вас, милорд, ответы на поставленные мною вашему правительству вопросы. Но в связи с отставкой лорда Палмерстона, – Николай вздохнул, – придётся начинать всё с начала. Вы знаете моё отношение к Великобритании. То, что я вам лично говорил ранее, повторю и теперь. Главной заботой русского престола была, есть и будет безопасность Европы, в том числе и России как её незыблемой части. А потому я искренне желаю, чтобы наши государства были связаны крепчайшими узами дружбы. Мы – две империи! Нам нельзя конфликтовать. Я уверен, что это возможно. Я и ранее передавал Джону Расселю, с которым в отличии от его приемника, графа Дерби, был знаком более тесно, что если мы заодно, то для меня остальное несущественно, а уж то, что будут думать о нас другие, меня вообще не интересует. Эти же мои слова были доведены и до нынешнего премьер-министра графа Абердина. Жаль, что правительство её королевского величества поменяло своё мнение, так ведь, сэр Сеймур?

– Видимо, так, ваше величество. Сэр Абердин в некоторой степени идеалист, его политика сочувствия народным волнениям в Европе не вполне согласовывается с прошлой политикой лорда Палмерстона и её величества королевы. И всё-таки, ваше величество, я был бы рад, если бы вы присовокупили несколько успокоительных слов насчет Турции.

Император нахмурился. После некоторого колебания он твёрдо произнёс:

– Мир – песок, огромная масса золотистого песка… Как он податлив в руках и под ногами… Порой кажется: бери его, делай по своему разумению из него все, что хочется!.. Сколько веков разные люди пытаются из этой массы слепить что-то прочное, постоянное. Ан нет! Всё меж пальцев утекает. И опять всё меняется, и опять всё надо начинать сначала. Так и с государствами… Давно ли Турция устрашала весь мир? Расползлась по территории, равной едва ли не всей России. И что сегодня?

Посол не ответил, он развёл в стороны руки. А Николай продолжил:

– Вы сами знаете, милорд, что дела Порты находятся в самом дурном состоянии. Она близка к полному распаду. Её гибель, однако, была бы несчастьем для Европы. Турки и народы, её населяющие, разбредутся по всем странам, а прошу заметить, милорд, они другой веры, другой культуры. И что будет с Европой через пятьдесят лет?.. Догадаться нетрудно. России и Англии необходимо обоюдное согласие по этому вопросу и не предпринимать ничего втайне друг от друга.

– Я уверен, что моё правительство вполне разделяет этот ваш взгляд, ваше величество,– как можно уверенней произнёс Сеймур. – Если я правильно понял слова вашего величества, – продолжил он, – вы считаете расчленение Турции весьма возможным?

– Напротив, – с нотками огорчения возразил император. – Это вы, англосаксы, приписываете мне какие-то завоевательные стремления. Я не разделял и не разделяю идей моей бабки, императрицы Екатерины. Моё государство так обширно, что приращение территорий само по себе уже заключает опасность, а потому я не имею никаких территориальных претензий к Турции. Но меня весьма и весьма заботит, что в Турции есть десяток миллионов христиан. Россия получила свет христианской веры с Востока – это факт, и это подразумевает некоторый долг.