– Звать Виктора? – спросила та. – Вы еще не все текущие изменения согласовали.

– Подожди, – попросил Антон, думая про себя, что согласовывать текущие изменения – гиблое дело. – Просто постой минуту. Дай собраться с мыслями.

«Дай собраться с мыслями». Он едва не рассмеялся в голос над собственными словами. Да он никогда не был так собран, как теперь. И не спал он лишь потому, что до мелочи знал, что должен сделать в ближайшие две недели, что оставались до полноценного запуска всей линии – со всеми отстройками и коррекциями. И Виктор тоже это знал. И, кажется, знала Маша. Очаровательная хулиганистая Маша. Стоящая в на удивление неудобной позе – со скрещенными ногами, чуть изогнувшись, опираясь ладонью на стол. Нет, Маша, конечно, и в подметки не годилась Алине, но что-то в ней было. Что-то такое, что заставляло его представлять, как он укладывает ее на собственный стол, задирает короткую юбку и делает с ней то, что должен сделать. По его собственному разумению. Голимый сексизм, если разобраться. К счастью, только в его голове. Почему, собственно, к счастью? А ведь этот рекламист и в самом деле неплохо бы смотрелся рядом с Алиной. Как там она сказала? Гениальный, но сомневающийся? Сомневающийся… Определенно, Александр не носит чип. Интересно, почему?

– Почему вы так смотрите на меня? – спросила Маша.

– Смотрю? – удивился Антон и тут же расфокусировал взгляд, сделал вид, что смотрит не на секретаршу, а сквозь нее. – Прости, задумался. Что у меня еще сегодня?

– Ну, с Виктором дел на полчаса, думаю, – сдвинула папки на столе Маша. – Вы с такой скоростью согласовываете все, что я даже запомнить ничего не успеваю. Потом надо отсмотреть рабочие материалы по рекламе. Да, Александр Васильевич просил согласовать основные слоганы. Есть вопросы по долговечности чипов, не знаю точно… по мощности, возможности влияния на людей. Вы еще говорили, что придется звонить Гофману. Или вы поедете на производство?

– Не хочу, – поморщился Антон. – Пошлю Виктора. Собственно, он и собирался туда после обеда. Да, если что, решение остается в силе. Через месяц мы все там.

– Я помню, – кивнула Маша. – Да, вот еще. У вас раньше был приемный день по вторникам. К вам записался некий… Фомин.

– Фомин? – не понял Антон. – Я его знаю?

– Вряд ли, – надула губы Маша. – Хотя он, кажется, ваш сверстник. Такой… потрепанный жизнью сверстник. Федор Михайлович Фомин. Майор полиции. Из убойного отдела. Здесь, на Невском.

– Нет уже давно никакого убойного отдела, – заметил Антон.

– Какой-то ведь есть? – хмыкнула Маша.

– И чего он хочет? – спросил Антон.

– Поговорить, – ответила Маша. – Сказал, что с личным визитом. Вы его примете?

– Если он будет один, – Антон посмотрел на часы. – Он оставил телефон? Через два часа. Нет, через три. Да, и позаботься, чтобы велась запись.

– Как всегда, – улыбнулась Маша и пошла к дверям. – Я за Виктором.

«Нет, – подумал Антон, глядя на бедра секретарши. – Хотя, почему нет?..»

Разговор с Виктором занял еще минут пятнадцать, после чего тот собрал протоколы в стопку и посетовал, что пора бы уже отказываться от бумажных носителей, но контролирующие инстанции все еще помешаны на скоросшивателях.

Затем Антон сделал несколько звонков, связался с тестем, переговорил с ним, уверился, что работы ведутся по графику и, уже просматривая рекламу, увидел звонок Гофмана.

– Антон Вадимович?

Гофман, как всегда, был доброжелателен и эффективен. Последнее, впрочем, Антон услышал от Маши. Секретарь Антона выделила именно это качество главного идеолога нового проекта – там, где можно обойтись одним словом, Гофман именно им и обходится. То есть его устная речь была чрезвычайно эффективной.