Денис переводил недоумевающий взгляд с одного лица на другое. Мальчики, все не старше пятнадцати-шестнадцати лет, держались уверенно.

– Ну, если Земле требуется исключительно Салтыков, – Эрланг улыбнулся светло и радостно, развёл руками, – Нет проблем. Поздравим Дениса Исидоровича. Только помните: он не любит воевать на голодный желудок. И не терпит, если пропускают первое «и» в отчестве. И не большинством, Демьян, а единогласно.

Советник и премьер провожали свежеиспечённого Главкома в Департамент Обороны. Салтыков, разглядывая подземелья Цитадели, шёл молча. И только перед дверью Департамента негромко и смущённо заговорил:

– Так… Надо же… Ну да ладно, Земля так Земля!

Тут он полностью овладел собой и сказал с хитроватой усмешкой:

– Господа начальники, а вы заметили одно прелюбопытнейшее явление? Идёт русификация высшего эшелона власти. Ещё чуть – и Шамбала станет Беловодьем. Как вам такое?

Игорь Всеволодович задержал руку перед сенсором входа и сказал:

– Действует исторический закон: чем тяжелее, тем больше Невтонов рождает земля русская. Вот и пошёл всплеск. Особо среди юных.

– Да, мы с вами как раз самые юные, – хмыкнул Салтыков, – Но это шутка с долей юмора. А теперь – прошу к себе в апартаменты.

Он решительно коснулся рукой сенсора; монолит камня медленно пошёл в сторону…

ЗЕМЛЯ.

ВОСТОЧНО-ТИХООКЕАНСКОЕ ПОБЕРЕЖЬЕ.

НЬЮ-ПРАЙС. РАЙОН АКВАЛОТА № 12

Леда осторожно коснулась пальчиками ноги тёмной воды и отступила на мокрый песок.

– Леран, а песка всё меньше…

– Океан движется, – отозвался он так же вполголоса, – Ещё месяц-два, и наш посёлок станет подводным.

– А потом что? Сент-Себастьян, Мэн-Сити… Не верится, что так будет.

– Просто не хочется верить, Леда. Но океан сильнее нас. Планета устала от людей.

– Смотря каких… Ой, Элиа!

…Фиолетовая дуга блеснула отражением солнца, фонтан брызг, щёчки, свист. Хитрое дружелюбие взгляда… Конечно, это Элиа…

– А где Ириан? – Леран почувствовал его, понял игру, и только потому спросил.

– Он играет с нами в прятки, – Леда зашла в воду по колени, край платья намок, отяжелел; и она сразу стала тоньше, почти такой, какой её вызволили из психиатрической лечебницы. Когда это было?

– …Он ждёт тебя, Леран. Ты пойдёшь?

Он не ответил. Ему хотелось не говорить, а слушать. Наверное, Ириан разобрался, и взметнулся над водой чёрной радугой. Радости дельфинов нет предела: быть рядом с людьми, которых любишь, – блаженство. Дельфины не видят разницы между землянами и фаэтами. Как и Леда. Но ведь Леда считает, что люди и с дельфинами одной крови.

– У Элиа с Ирианом семья на всю жизнь. Леран, ты знаешь, дельфины соединяются и не расходятся. Нет у них разводов и всё тут.

Не сознавая того, Леда ощущает ветер грядушего. А что в тех днях, он предвидит: кровь и печаль, печаль и кровь. Знает оттуда же, откуда берется чувство Леды. Чувство расставания… Не развода, не измены – а именно обоюдной разлуки.

– Они так чисты и преданы друг другу! У Ириана и Элиа, у Аманды и Майкла, – семьи на всю жизнь. Дельфины соединяются и не расходятся. Не разводятся, как люди. Никогда. Как мы с тобой, верно?

«Что-то её ждёт? И не отвратить ведь».

– Так у них матриархат, – сказал он, обнимая её взглядом, – Центр неразделимой семьи – дама. Как тебе такое? Справишься?

– Нет, Леран, матриархат у людей. У дельфинов… У них дамы не борются за власть, а просто пользуются ею. Как свободой. Я буду пользоваться тем, что дашь мне ты. Будем как дельфины?

«Как дельфины… Как Мария и Ирвин!»

Леран свистнул, наклонился к воде, выбрал два камешка и постучал ими. Ириан вынырнул совсем рядом и окатил тёплой волной.