– За мировую катастрофу, – произнёс Эриксон тост, подождал, пока Леран и безымянная «крошка» выпили, продолжил, – Она одна способна оздоровить нас. Без катастроф мне что-то тоскливо. Будто я остался один в мире живой, а кругом – только куклы. И поговорить на равных не с кем. Крошка, на каком заводе тебя делали?

– Барт, ты знаешь, у меня тоже бывает такое чувство, – сказал Леран; неуверенная, громче обычного речь его показала начало действия полутора стаканов виски, – Словно я в этой жизни попал не туда, куда хотел. А куда мне надо, – никак не могу вспомнить.

Опьянение Лерана Барт отметил с лёгким удивлением, но не стал на него реагировать. Пусть мальчик узнает цену и похмелью, меньше потом будет тянуть к рюмке.

– А ты не хотел бы поближе познакомиться с нашей красавицей? – Спросил его Барт, задержав взгляд на высоко поднятом бюсте, туго схваченном прозрачными кружевами.

– Зачем? Нам и так хорошо, – ответил Леран, – К чему она нам?

Теперь уж Эриксон поразился по-настоящему: Леран говорил абсолютно трезвым голосом, в котором не было слышно ни капли алкоголя. И, чтобы скрыть удивление, налил «Крошке» ещё стакан, и сказал:

– Выпей, родная. Выпей, закуси и пойди погуляй. Понадобишься, я тебя позову.

Крошка послушно выполнила указания Барта и покинула столик, отрепетированно изящно обходя препятствия, демонстрируя белую лягушачью кожу. В помещении бара сгустился дымный вонючий угар, ритмы ударных упростились и участились, заставляя кипеть разгорячённую кровь наэлектризованных городом клиентов. Дирижёр злачного заведения умело переводил режим работы с вечернего, заводящего, на ночной, пропитанный неудержимой и несдерживаемой страстью. Ночь обязана была приносить вдвое большую прибыль, чем день.

– Барт, тебе не нравится город, я вижу, – сказал протрезвевший Леран, – Если бы твоя воля, где бы ты жил? В каком месте?

– В другом! – без размышлений отреагировал Эриксон, – И точно знаю в каком! В доме Крониных. И ходил бы в море вместе с твоим отцом.

– Ты тоже любишь море?

– Особенно подводный мир. Тебе он знаком лучше, чем мне. Мои возможности не развились до такой степени. Но жизнь человека-амфибии – мой идеал.

– Подводный мир.., – Леран протянул слова почти так, как это делала Леда, – Почему подводный? Под водой – та же земля. Мир моря – это водный мир.

– Леран, не цепляйся за несовершенство языка. Надводник, водник, подводник, водяной… Запутаться можно. Надо бы придумать слово поточнее…

Попытку словотворчества остановил тот самый человек в форме торгового моряка, на приветствие которого ответил Барт при входе в гоу-гоу бар.

– Привет, ребята! А я уж думал, что потерял вас. Можно пришвартоваться? – Моряк занял стул, на котором недавно сидела «крошка» и обратился к Барту, – Сколько же мы не виделись? Помнишь?

Барт попытался напрячь память и неуверенно сказал:

– Конечно, помню. В порту? Недавно? В этом году?

– Ну как же! – рассмеялся моряк; лицо его излучало доброту и симпатию, – Мы тогда славно повеселились. А сегодня вы что-то скучаете.

Барт посмотрел на Лерана и понял, что придётся расстаться и с забытым им другом-приятелем, так же как с Крошкой. Он налил моряку стакан, подвинул прибор и сказал:

– Извини, друг. У нас деловой разговор. Давай отметим встречу, а уж в воспоминания ударимся как-нибудь в другой раз.

– Хорошо. Я всё понял. Дело есть дело, – он опрокинул стакан одним глотком, даже не поморщившись, бросил в рот пальцами кусок холодного мяса и поднялся, – Но помните, если надо, я к вашим услугам.

Моряк располагающе улыбнулся и враскачку удалился к стойке, где стриптиз уже третий раз входил в заключительную фазу, приводящую прилипших к стойке крепко налитых зрителей в шумный восторг. Эриксон некоторое время наблюдал за извивами тел на стойке бара, затем уткнулся взглядом в пустое дно стакана, молча долил остатки спиртного.