“Может действительно тугодум?”

— Спасибо, – поблагодарила его горничная, когда они вышли в нижние помещения.

— Да, – кивнул он и Эйва не стала ждать, когда он там ещё что из себя сможет выковырять, кивнула ему и убежала в другую сторону.

Переделкой нарядов она планировала заняться сама, но вот чисткой пусть занимается Юллин, потому что делать всё одной просто невероятно сложно. И Юлли, конечно, взялась за дело, но всё равно сделала всё не так, как надо и пришлось за ней переделывать, предварительно с ней поспорив, потому что было ощущение, что ошибки все эти были сделаны специально.

К вечеру, как следствие, Эйва валилась с ног. А ещё и это бесконечное ворчание Яци…

Горничная ушла из дома, прошла по тропинке мимо домашних построек и добралась до сенной комнаты, что была рядом с конюшнями. Она знала, что там никого нет, потому что все слуги были в доме на ужине, на который Эйва не пошла.

Она лежала с закрытыми глазами на тюках с сеном, вдыхала приятный запах сухой травы и старалась прийти в себя – провела весь день в перешивке нарядов, но ей это нравилось. Приятная усталость.

Эйва вспомнила театр, когда надо было всё делать быстро, когда наряды должны были быть такими, чтобы передать характеры героев и при этом быть эффектными, яркими, чтобы выделять важных персонажей, или такими, чтобы скрывать массовку, но если в ней есть кто-то тайный, скрытый персонаж, то он должен быть незаметен зрителем до самого своего коронного появления и при этом в самом повествовании быть заметным. И Эйва умела это делать. Она умела создавать прекрасные наряды, её очень ценили – примы хотели, чтобы их обшивала только она, главный драматург обожал её идеи, а какие эскизы она рисовала…

Улыбнувшись теплу воспоминания горничная почувствовала, что не одна. Открыв глаза, кажется уже достаточно привычно столкнулась с внимательным и тяжёлым взглядом конюха – мужчина стоял в дверях и молча смотрел на Эйву.

— Просто тяжёлый день, я хотела побыть одна, чтобы собраться с мыслями, – сказала она ему.

Он лишь повёл головой, но взгляда от неё не отвёл.

— Знаешь, Рэндан, – она с трудом вспомнила его полное имя, потому что все назвали коротким, — но это странно, вот так на меня смотреть – если ты хотел меня напугать, то у тебя получилось.

Хотя, нет, она вовсе не испугалась, но было интересно, что у него на это будет сказать. Мужчина нахмурился, хотел что-то сказать, но потом передумал кажется, а из-за него в сенник зашла пони, которая тут жила, старенькая и очень дружелюбная. Она прошла мимо Рэнда, подошла к Эйве, которая так и лежала на сене, изучила её, ткнувшись в плечо, начав жевать одежду и горничная уже приготовилась, что сейчас её укусят.

— Она хочет, чтобы ты её угостила, – возвестил конюх.

— Прости, милая, у меня ничего нет, – сказала Эйва, обращаясь к пони, та фыркнула, словно действительно поняла сказанное, и, потеряв к женщине интерес, стала жевать сено.

Эйва посмотрела на мужчину, который так и стоял в двери, не шевелясь.

— Только не говори, что ты тут спишь, а я твоё место заняла, – проговорила горничная, хмурясь и сдерживая пошленькую шуточку про четвероногую подружку.

Горничная всё пытаясь вытащить из него больше чем три-четыре слова. В ванной комнате у герцогов же сказал, а тут снова разучился.

— Нет, мы с Бэлтом спим в комнате, там в кладовых, – ответил конюх, потом цыкнул, обращаясь к пони, ещё раз и ещё. Та повела ушами, обернулась на него и, к невероятному удивлению Эйвы, вышла вон.

— То есть с людьми ты не умеешь говорить, а с лошадьми без проблем? – улыбнулась горничная.

— Я умею и с людьми говорить, – возразил конюх.