– Изображает бурную и серьезную работу? – прыснул Тилли.

– Не-е-ет, он сейчас как раз занят тем, что любит больше всего, ну, за исключением протирания штанов за барной стойкой! Он готовится к турниру! – пояснил Джейк.

– Это еще какому? – озадачился Дэф, посоображал что-то, а потом улыбнулся, вспомнив: – Стрелковому, что ли? На который так и не доехал в том году Пас Дельгаро?

– Ему самому! – подтвердил Джейк. – Это же главное развлечение осенней ярмарки, каждый год. И какие они делаются важные сразу – что маршал, что мэр Парсонс, что все их помощники!

– На самом деле развлечение-то любимое не только у них, а у всех горожан, но иногда мне кажется, что наш маршал, а с ним и мэр, едва от гордости не лопаются, когда примеряют на себя роль судей в этом турнире. Вот скажи, какая от этого радость? – Тед пожал плечами. – Я понимаю – выиграть! Но судить? Ха! Да уж, верно, пузан Хоуп не самый меткий боец, готов биться об заклад!

– Так потому и надувается от гордости, что волен решать, кто хорош, а кто не очень – при том решать по поводу людей, которые лучше него ну хотя бы в стрельбе, – предположил Дэф. – Это, как отец говорит, порода такая: кому власть, хотя бы маленькая, кажется слаще меда, даже если сами они ничего не стоят.

– Ерунда какая-то, – поморщился Тед. – Чистое самоутверждение на пустом месте.

– Ну, в общем-то да, – согласился Дэф. – Зато сразу как все понятно стало, а?

И мальчишки гнусно захихикали. Поглазев еще на надувающегося от важности маршала, к которому очень скоро присоединился и мэр, да посостязавшись в шуточках на счет них, ребята снова отправились слоняться, ища развлечений – сам турнир начнется самое ранее через часа три, и вот там да, будет на что поглядеть. А пока что… Неповоротливая фигура мэра Парсонса навевала скуку не меньшую, чем болтовня проповедника – преподобный Исайя снова вещал, взобравшись на составленные один на другой ящики. Речь его была какой-то излишне живой – говорил он, конечно, об урожае и благодати урожайной поры, но так размахивал руками, что казалось, заделался он ярмарочным зазывалой.

– Кажется, кто-то уже причастился благодати из бутыли, заткнутой кукурузным початком, – острили в толпе.

Что же, возможно, в этом была доля правды, уж больно румяными казалось всегда бледное, немного оплывшее лицо местного священника – но мальчики не слушали ни остроты прохожих, ни проповеди преподобного Исайи. Чем дольше они гуляли по ярмарке, грызли яблоки и орехи да подначивали друг друга на всякие глупости, тем больше понимали – а ведь кража-то в самом деле будоражит умы людей куда как сильнее, чем мелкое рядовое недоразумение. Всем в самом деле было интересно – кто же посягнул на деньги семейства Чень, зная, как хорошо стреляет хозяин, Чень Ю.

– Если б я застал этого негодяя, я бы разрядил свой дробовик не задумываясь, – Ю говорил по-английски вообще почти без акцента, совершенно не разделяя привычки многих своих соплеменников прикидываться не понимающими английской речи чужеземцами ради снисхождения окружающих. У торговца Ю, поговаривали, вообще было чуть ли не университетское образование – полученное то ли в Британии, то ли во Франции. «Но стрелять бизонов стало выгоднее, чем учить философии будущих чинуш. А еще те люди, которым не нравился мой брат, но чрезмерно сильно нравилась моя дочь, были слишком ленивы, чтоб ехать за нами аж в Новый Свет», – говорил вполне откровенно бывший охотник. А когда бизонов стрелять стало невыгодно – точнее, когда стало попросту нельзя это делать, как раньше – Чень Ю открыл лавку.

– Эту историю по всему городу так, и этак пересказывают, – Джейк не упускал случая, чтоб просветить мало знакомого с городскими сплетнями Дэфа на счет всяких местных хитростей. – А вот уж почему индюк-маршал невзлюбил торговца Ю, этого я не знаю уж.