– Хейль о сэль, дверг!1

На скале, словно по волшебству, появились яркие светящиеся полосы, повторяющие контуры дверного проема. Золотистый свет, исходивший от них, становился все ярче; раздался долгий, протяжный скрежет, исходивший откуда-то изнутри скалы.

И вдруг я увидел вход.

В образовавшемся проеме (куда только исчез кусок камня?) нас встретил коридор, вырубленный в породах скалы. Он был освещен, но я не видел ни ламп, ни факелов: свет просто был, такой же непонятный, как и дверь в этот коридор.

Сван жестом пригласил меня следовать за ним. Когда мы углубились в проход, то услышали за спиной тот же скрежет, что и ранее. Когда я обернулся, то увидел только каменную стену.

Несколько минут мы шли по коридору, который то и дело сворачивал в разные стороны. Все это время отряд хранил молчание. Я же, повинуясь Свану, до сих пор не проронил ни слова, и не задал ни одного вопроса. Если честно, мне было страшно о чем-то спрашивать.

Больше всего на свете я боялся остаться парализованным или сойти с ума. Я встречал в своей жизни и тех, и других, и даже отсеченная кисть казалась сущей ерундой в сравнении с отчаянными муками этих бедолаг.

И, наблюдая за происходящим, я не переставал себя спрашивать: неужели мое сумасшествие – такое?

Неожиданно мы вышли в громадный зал, высеченный из камня. Потолок подпирали огромные колонны из гранита, а стены были усыпаны врезанными в них изваяниями воинов и монстров. Впрочем, монстры походили на людей: великаны с занесенными топорами и молотами, вот – вот они должны были раздавить героев, как надоедливых клопов.

– Это турсы, – вдруг услышал я голос Свана. Оказалось, он внимательно наблюдает за мной. – Когда – то у нас была война с этими чудовищами. Они пытались уничтожить наши миры, но получили достойный отпор.

– Миры? Так их много? – спросил я. Конечно же, я не верил в параллельные вселенные. И в великанов – захватчиков тоже.

– Известных нам миров всего девять. Есть множество осколков, разрушенных частичек пустынных миров, где были жестокие сражения. Думаю, что множество, – Сван замолчал, пристально глядя на барельеф. – Мы сейчас на таком осколке. Тебе известно, что миры круглые?

– Круглые?

– Вернее, они имеют форму шара.

– Конечно, это известно всем. Все планеты… стоп. Ты хочешь сказать, что это другая планете? Мы не на Земле?

– Нет. Не на Земле. И этот мирок – не планета в полной мере. Он плоский, я видел его край. И если с него сорваться, ты упадешь назад, сюда же.

– Как это? – я чувствовал, что разговор выходит за рамки нормальности.

– Мы не можем это объяснить. Ваша наука, называемая физика, смогла бы. Но мы механики и инженеры. Мы алхимики. Мы не знаем физику так, как вы. Идем, Глеб. Тебе нужно понять многое.

Мы молча двинулись дальше, вглубь зала, и за нашим маленьким отрядом внимательно наблюдали великаны с занесенными над головами молотами.

Ведущий сочувственно смотрел на Наташу.

– В каком состоянии сейчас ваш сын? – вкрадчивым голосом спросил он, заглядывая женщине в глаза.

Похоже, его сострадание настоящее. Похоже, он не играет.

– Тяжелое состояние, – ответила Наташа и отвела глаза. – Сами не едим, не пьем. С черепа была снята часть скальпа, – голос матери дрогнул, воздух предатель застрял где – то в горле, не дал закончить предложение.

Наташа расплакалась.

На экране в студии мелькали кадры из жизни женщины. Она говорила в интервью, что Глеб постоянно находится между жизнью и смертью.

– Его судьба, как и моя, изменилась буквально за одну минуту. За мгновение. Я никогда не думала, что случится такое, – Наташа то и дело вытирает глаза, отмахивается от бесконечно набегающих слез. – Я ведь живу, дышу им. Если с ним что – то случится, я не выдержу.