– И без денег, – с безмятежным спокойствием припечатала Соня. Нечем было Лидке крыть эту карту, потому и промолчала.

Коротко кивнув, Соня вздохнула.

– Наша песня хороша, начинай сначала. И сколько бы ты ее ни начинала, вся твоя песенка будет сводиться к деньгам. На дудке играют те, у кого деньги есть. А те, у кого их нет, под эту дудку и поют, и пляшут. А плясать под чужую дудку всегда тошно, кто бы тебе на ней не играл. Все мы это понимаем, но изменить ничего не можем.

– Ты, кажется, согласилась. Зачем ты опять завелась? – недовольно поморщилась Лидка.

– А затем, что одна ты в любом случае жить не будешь, – Соня налегла грудью на стол и вся подалась к Лидке. – И еще неизвестно, что тебе этот Акакий Акакиевич на своей дудке сыграет.

– Кто? – Лидка удивленно уставилась на подругу.

– Это я так, – улыбнулась Соня. – Аркадий Аркадиевич Нестеров, шестидесяти лет отроду. Холост и, насколько мне известно, таковым всегда и был. Но двухкомнатная квартирка у него все же имеется, и довольно приличная, заметь, квартирка. То история отдельная, родственники помогли.

– Еще неизвестно, согласится ли он, – с сомнением вставила Лидка.

– Смотря, каким боком подмазаться, – махнув рукой, перебила ее Соня. – Впрочем, будешь вести себя правильно, в дурах не останешься. Мужик, он и в шестьдесят – не баба. Захочется ему своим шестидесятником возле твоего тридцатника погреться, может, еще и под твою дудку спляшет.

– Да он мне в отцы годится, – с негодованием ответила Лидка.

– Ладно, давай-ка мы с тобой сегодня поднатужимся да поднажмем, – игнорируя возмущение подруги, сказала Соня. – Заеду я к нему вечерком. Потом тебе домой позвоню.

– И как я с тобой разговаривать буду?

– Как Штирлиц. Говорить буду я, а ты молчи да на ус мотай.

Так же молча и усердно они трудились вторую половину дня. Да и расстались, как обычно. Домой ей возвращаться не хотелось. Всем своим естеством ощущая, как ее подхватила невидимая волна, она была не в силах ей опираться, к какому бы берегу ее ни прибило. Все зависело сейчас от одного единственного незнакомого ей человека. А может быть, от Бога.

Пытаясь справиться с нарастающим напряжением, весь вечер Лидка хваталась то за одно, то за другое. Вдобавок ко всему Иван вернулся с работы вовремя. Но Лидка особой радости не проявила. Оба чувствовали себя скованно и неуютно. Ели они молча, не отрываясь от экрана телевизора. Лидке было безразлично, что смотреть, лишь бы ее не трогали.

Соня позвонила поздно, когда развеянное хлопотами напряжение начало спадать. Совладав с волнением, Лидка сняла трубку, совершенно не представляя, как будет говорить. Говорила Соня, да и то кратко:

– Он согласен. На сколько захочешь. Никого не водить, в квартире не сорить. Проспект Возрождения 9, шестая квартира. Если решишь, завтра сутра можешь привезти свои вещи. Только не задерживайся, роботы невпроворот будет. Договорились?

– Договорились, – словно эхо повторила Лидка.

В трубке послышались гудки.

Иван вопросительно посмотрел на Лидку, а свекровь – тут как тут.

– Кто звонил?

– Соня, – ответила Лидка, не собираясь вдаваться в подробности.

Но свекровь именно подробности-то интересовали, потому что из этого разговора она ничего выудить не смогла.

– Чего это Соня так поздно вздумала звонить? – недоуменно пожала она плечами.

Даже Ивана кольнула такая бесцеремонность.

– Значит, надо. Что в этом странного? – недовольно проворчал он.

– Уж и слова вам не скажи, – обижено поджала губы свекровь. – Спросить нельзя.

– Тебя это касается? – повысил тон Иван.

– Зато тебя касается, – свекровь зло сверкнула глазами в его сторону. – У меня от мужа секретов не было.