– Помолчи, – жёстко сказал он, – ты никто, и звать тебя никак. Доказать?

Ещё что-то пытается вякать, задохлик! Сидоров и не думал его бить. Чтобы унять злость, он с хрустом сжал кулаки, а Молотилов, услышав хруст пальцев и увидев эти страшные кувалды, втянул голову в плечи и зажмурился, ожидая удара.

– Ну-ка, без этого! – спокойно сказала Катерина и встала между ними, – Альфред – мой муж. Это ты никто, Сидоров. Ты бомж, Сидоров. И с завтрашнего дня – безработный. Пошёл вон из моего дома и из моей жизни!

Да! Правда! Катерина нисколько не преувеличивала, говоря «вон из моего дома» – дом, который они выстроили, любовно продумав расположение комнат, предусмотрев тысячи всяких штучек-дрючек, обеспечивающих различные удобства, был оформлен на неё. И фирма принадлежала ей. У Сидорова не было ничего. Ничего, кроме отметки в паспорте о том, что такого-то числа такого-то месяца такого-то года зарегистрирован брак с гражданкой…

Но не в штампе дело, и не в правах Сидорова на половину нажитого совместно. Совершенно не в этом дело.

«Пошёл вон, Сидоров!» – звучал в ушах голос Катерины, когда он навсегда покидал свой дом.

«Пошёл вон из моей жизни!..»

Быть может, его душа умерла в тот момент, когда он услышал эти слова. Или чуть позже, через несколько мгновений, когда перешагивал порог дома. Ему показалось, Катерина расхохоталась ему в спину. Но, может быть, если бы он смог заставить себя повернуться, он бы увидел, что в глазах жены стоят слёзы, и что она не хохочет, а двумя руками зажимает себе рот, из которого рвутся рыдания и крик: «Вернись, Сидоров!».

Но он не оглянулся. Он ушёл навсегда.

Кроме кота, Сидорова в его дачном домике навещали мыши. Они скреблись где-то под полом и в стенах, вылезали из норок и серыми комочками быстро прокатывались через комнату. Но вскоре маленькие грызуны куда-то исчезли, потому что серый монстр решил здесь обосноваться всерьёз и надолго. Он стал приходить каждый день, и подолгу сидел возле кровати, глядел на Сидорова жёлтыми глазами, порой противно орал. Не мяукал, как положено представителю кошачьего племени, а именно орал. На кухню кот ходил теперь редко, видимо, всё разведал в первые визиты.

Где-то через неделю в гости к Сидорову пришёл капитан Мотовило, так он представился, опер из районного отделения милиции. Как выяснилось, Катерина подала заявление в милицию о пропаже мужа. Мотовило очень быстро сообразил, что если труп Сидорова не обнаружен ни в моргах, ни в больницах, и вообще о Сидорове никто ничего не слышал и не знал, то он либо под снегом, или в земле мёртвый, либо где-то живой, но скрывается. А где можно скрываться, если любовницы, как очень быстро выяснил Мотовило, у Сидорова нет, родителей тоже нет, а дома и быть не может, потому что жена именно это и утверждает. Конечно, пропавший может находиться где угодно, может, он в другой город уехал, но начинать поиски с чего-то надо. И Мотовило начал с дачи – с единственной недвижимости, принадлежавшей Сидорову.

– Гражданин Сидоров? Алексей Алексеевич? – гулким басом спросил капитан Мотовило.

– Да, пока ещё.

– А вас жена ищет.

– Да?..

Мотовило явно был в курсе всего происшедшего – наверняка, допросил Катерину, Альфреда Молотилова, кое-кого из приятелей Сидорова. Да капитан и не скрывал перед ним своей осведомлённости, сказал напрямик:

– Брось ты это, парень. Подумаешь, баба скурвилась! Что же теперь – в бомжи подаваться? Законы-то знаешь, небось?

В бомжи? Почему нет? Бомжи – подходящая для Сидорова компания в его теперешнем положении.

– Слушай, капитан, – сказал Сидоров, – пошёл ты…