– Пора вставать. – Она постучала в дверь Агнес. Мило, разумеется, лежал в кровати, хотя ему это не разрешалось. Анна сунула голову в дверь, и собака нагло глянула на нее. Приподняла губу, запрещая Анне приближаться к Агнес.

– Хорошо спалось? – спросила Анна, пока Агнес влезала в куртку, чтобы выгулять собаку. В ответ дочь что-то неразборчиво буркнула. Кажется, хорошее настроение выходных испарилось.

– Когда у тебя поезд?

– В половине восьмого.

– Хорошо. Тогда отсюда нам надо выехать без десяти семь, не позже.

Входная дверь хлопнула у нее прямо перед носом. Анна сделала глубокий вдох, чтобы не поддаться раздражению. У Агнес первый день в новой школе. У Анны, можно сказать, тоже.

Когда она парковала машину возле полицейского участка, прошло уже пять минут от назначенного времени. Туман, стоявший все выходные, не рассеялся – здесь, в низине, он казался еще гуще, садился прямо на одежду. И к тому же пованивал. От запаха гари свербило в носу. Раньше Анну не слишком беспокоили запахи. На работе ей случалось переживать вещи похуже, не зацикливаясь на них. Но в последний год запахи как будто стали сильнее. Анна даже знала точно, когда это началось и какой запах был первым. Первая половина дня 2 ноября прошлого года. Белые лилии. Похороны Хокана. Анна ощутила, как нервозность обжигает желудок, и глубоко вдохнула. Расслабься, все будет хорошо, прошептал он. Похоже, они снова стали друзьями. Во всяком случае, Хокан больше не выступал со всякими зловещими предупреждениями.

Хенри Морелль подошел к стойке секретаря раньше, чем Анна успела войти в здание. Наверное, стоял и наблюдал за ней. Высокий мужчина, выше метра девяносто, и весом килограммов сто, не меньше. Какая-то часть этих килограммов отложилась на талии, но не так обильно, как у большинства его ровесников. Морелль тоже был в полицейской форме, отчего Анне полегчало. Явиться в первый же день одетой неправильно – неважное начало. Сутуловатая спина, манера переносить вес на переднюю часть стопы, шкиперская бородка и кустистые брови делали Морелля похожим на старого медведя.

– Хенри, – представился он и протянул ладонь, похожую на громадную ласту. Улыбнулся вежливо, но не более того. – Добро пожаловать в Неданос. Сегодня сыровато, но я подумал, что мы все же начнем с обзорной экскурсии. Кстати, в машине есть кофе. – Он жестом указал на “вольво”. Обычная синяя машина без специальных знаков и маркировки – и все-таки по ней за километр видно, что это машина полицейская. В салоне пахло водой после бритья. В держателе между сиденьями стоял картонный стаканчик с кофе. Пока Морелль выводил машину на дорогу, Анна пригубила кофе. Он оказался чуть теплым; молчание в машине ощущалось как напряженное.

– Простите за опоздание. – Анна изо всех сил старалась говорить уверенно. – Моя дочь. – Она почувствовала, что вот-вот начнет заикаться, сделала паузу и сменила тему. – Спуск занял больше времени, чем я рассчитывала. Повороты крутые, а в тумане.

Морелль примирительно махнул рукой.

– Привыкнете. Вы же в пятницу приехали? Добрались из Стокгольма нормально?

– Вполне.

– И вы с дочерью обосновались в Таборе? Уже все перевезли?

– Более или менее.

Голос у него был нейтральным – не дружелюбный и не неприязненный. И внятный сконский говор – не то что нечленораздельное урчание Матса Андерсона.

– Красивый дом. Один из лучших на гряде. Элисабет Видье крепко держалась за него все эти годы. Ничего не делала, ничего не меняла. А еще меньше хотела его продавать или сдавать. – По голосу было ясно, что Мореллю есть что сказать о доме, но он предпочел сменить тему.