– Не могу. У меня всего четыре дня командировки. Надо многое сделать. Вот сейчас доберусь до института повышения квалификации и начну проводить так называемые деловые встречи. Я ж тебе говорил – много склочных дел надо решить. Так что нет времени.

– Понял! Но ты мне завтра звонишь на работу, как условились, а вечером встретимся у меня. Познакомлю тебя с семьей, отдохнем по-настоящему. Не вздумай отказываться! А то я сам за тобой приеду. Я знаю, где находится твой институт!

– Хорошо. Завтра звоню тебе и встречаемся.

Леониду, видимо, не хотелось расставаться с Николаем, и он предложил:

– Может, доедем сейчас на метро до Крещатика и разойдемся там?

– Нет. Я лучше трамваем. Так удобнее. Ну, Леня, до завтра?

– До завтра. Но ты извини меня за такое киевское приветствие… националисты сейчас сверху нас.

– Знаю Киев. Не извиняйся за него. С этим городом у меня многое связано. Я его любил когда-то… до последнего времени. А сейчас аж… ездить сюда не хочется. Ну, давай, Леонид, до завтра. Ты хороший товарищ.

Леонид торопливо, даже несколько суетливо, протянул ему руку.

– Ты тоже отличный парень. Рад был с тобою познакомиться и готов продолжать знакомство. Согласен? – вопросительно улыбнулся он.

– Договорились. Я хороший человек, ты хороший человек! Значит, мы прекрасные люди, и нам надо дружить, – засмеялся Николай. – Ну, до завтра, а то времени уже много.

– До свидания. Ну, я пошел? – снова спросил он.

– Давай. Завтра встретимся.

Леонид пошел к входу в метро, у дверей обернулся и, прощально махнув Николаю рукой, исчез в толпе, вливающейся в подземное чрево.

Николай докурил сигарету и, бросив окурок в урну, взял в руки свой большой, из кожзаменителя портфель, полиэтиленовую сумку и пошел на остановку. Там как всегда толпилось много людей: с сумками, чемоданами, ящиками, узлами… Трамвай – десятый номер, пришлось ждать минут десять, и Николай успел выкурить еще одну сигарету. На душе было паршиво. Он считал себя виноватым перед музыкантами. Но и злость брала – как это в демократической стране какие-то фашиствующие молодчики, а не официальные органы, наводят свой порядок, демонстрируют свою силу и власть! По сообщениям из газет и телевидения он знал, что сейчас в Киеве проходит голодовка студентов-активистов УНА-УНСО, а приезжие из Галиции беспрерывно митингуют в самых людных местах столицы. Возможно, правительство не хотело обострять политическую обстановку и поэтому не предпринимало против унсовцев серьезных мер, позволяя им делать в столице, что вздумается. «Но могло ли правительство, – про себя усмехнулся Николай, – урезонить фашиствующих молодчиков?» Оно само состоит из бывших идейных компартократов, ставших ныне прожженными националистами, а унсовцы – их опора. Поэтому оно их мягко журит, грозит указательным пальчиком своим непослушным, но таким нужным им мальчикам. Этот указательный пальчик направляет их действия, а подлые, когда-то коммунистические, а ныне националистические уста поясняют, что и как делать. А хлопцы уже показали свою силу в боях в Чечне, Левобережной Молдавии, Абхазии, при похоронах униатского митрополита в Киеве, пикетированиях верховного совета, демонстрациях и митингах и еще во многих, не упоминаемых в прессе малоизвестных делах. Сейчас они правят бал в Киеве. Прав Леонид – сегодня их праздник. Напрямую с ними связываться опасно, тихо – мало кто узнает об этом. Да и противникам своим они обычно затыкают глотку физическим воздействием. Большинство народа недовольно нынешней властью, но только молчаливо сопит, открыто против национал-фашизма не выступает. Вот и получили за это главенствующее положение выходцев из Галиции. А молчаливое сопение – покорность неудовлетворенного раба. И дождется Украина, что когда-то нацисты силой возьмут власть в свои руки, а раб будет покорно продолжать сопеть.