Соня оказалась дома, на кухне. Помню, меня удивило то, что Соня сама что-то готовит. Но она, действительно, готовила, и то, что она готовила, довольно привлекательно пахло. Она стояла возле плиты, на которой что-то жарилось, шипело и потрескивало. И ещё в тот раз меня поразила её мать – моложавая блондинка с пышными волосами, которая неожиданно выглянула из боковой двери, поздоровалась, посоветовала дочери долить куда-то масла и снова исчезла. Тогда я ещё не знала, что с этой женщиной свяжется так много странных обстоятельств жизни всего семейства Вагнеров, даже не успела её как следует рассмотреть. Мне только показалось, что она, пожалуй, слишком молода, чтобы быть для Сони матерью. Вот и всё.

Потом мы с Соней беседовали обо всем на свете. Я попробовала сыграть для неё роль подруги, что, по правде сказать, давалась мне с трудом. В какой-то момент Соня доверилась мне, принесла и показала свой новый костюм из мокрого шелка, модную заколку бабочкой с золоченым брюшком, маленькие часики на серебряной цепочке, которые подарил ей мой брат. Она весело щебетала возле меня, суетилась, старалась понравиться, а я всё никак не могла дождаться подходящего момента, чтобы спросить о главном. О том, есть ли у них какие-то планы на будущее? Что об этом говорит Саша? Что думает она? И когда, наконец, улучила такой момент – спросила, то услышала довольно странный ответ. Соня сказала:

– Я не принесу Саше счастья, мы слишком разные.

После этого она посмотрела на меня скорбными, одухотворенными глазами и продолжила:

– Он всё время куда-то спешит, чего-то добивается, видит цель. А я как будто не поспеваю за ним. Такое у меня ощущение. Он видит свет, а я плыву в тумане и ничего вокруг не замечаю.

– Вот именно, – холодно подтвердила я её догадки, и это, видимо, задело Соню за живое. Губы у неё вытянулись, лицо побледнело, и она с гордым упрямством повторила:

– Но я люблю его, я его люблю. Но… сама решу, как мне быть.

– Вам лучше расстаться, – посоветовала я, – вы ведь разные люди. Вряд ли вы будете счастливы вместе.

– А это… я сама решу, – повторила она ещё раз тем же тоном и посмотрела на меня исподлобья, как обиженный ребенок. – Он мне писал, что скоро приедет.

– Дай – то Бог. Мне кажется, вам пора поговорить серьёзно.

– А мы не ссорились, – смущенно ответила Соня. – Нам хорошо вдвоем.

В это время на кухню снова заглянула Сонина мать. Она была в очень длинном темно-синем халате с поясом, стройная и строгая, похожая на провинциальную актрису, к которой, наконец, пришла долгожданная слава. Она уперла руки в бока, выставила одну ногу вперед, так что батистовые складки халата эффектно прошлись от колена к стопе, и заговорила уверенным, можно сказать, властным тоном:

– А это, милочка, не ваше дело – советы Соне давать. У неё своя голова на плечах. Пусть решает.

– Я ничего не имею против, – растерянно ответила я, поняв, что она слышала весь наш разговор. Потом Сонина мама слегка наклонила голову вперед, глядя мне прямо в глаза, и спросила:

– Вы ему, извиняюсь, кто будете?

– Это Сашина сестра, мама, это его, – испуганно залепетала Соня.

– Сестра. Ну, так вот, пусть и ведет себя как сестра, уважающая брата. А не как, знаете ли…

– Мама! – попробовала остановить её Соня.

– Что мама! Разлучать влюбленных грешно. В таких делах только один советчик – сердце. Неужели непонятно…

В тот вечер я вернулась от Венгеровых расстроенная, взяла с полки свой любимый роман «Унесенные ветром» и, не отрываясь, читала его до полуночи, в который уже раз. И во время чтения вдруг поймала себя на мысли, что Соня очень похожа на Мелани, только я явно не Скарлетт, и нет у меня, никогда не было, настоящего Эшли.