– Как дела? – светским тоном продолжал Торопов.

Ничего себе! Давно ли его мои дела интересуют?

– Нормально, – осторожно отозвалась я и спросила: – А у тебя?

Проклятое воспитание! Никак послать не получается.

– И у меня норм, – ответил он, чуть замялся и наконец перешел к сути: – Можно тебя о помощи попросить?

– По практической грамматике подтянуть? – невинным тоном предположила я. – Напомнить, как пишется «чересчур»?

Я не злопамятная, просто злая, и память у меня хорошая.

– Ты о чем? – сбился Пашка, но лишь на мгновение. Его оказалось не так-то легко столкнуть с мысли. – А, нет, ты чего! Мы же ее еще в прошлом году сдали.

– И ты сдал? – делано удивилась я.

– Ну да, сдал, а что? – пожал плечами Торопов. – На трояк и не с первого раза, но сдал же в итоге… Я по другому вопросу.

– Какому? – вздохнула я, поняв, что так просто от него не отвяжешься.

Пашка оглянулся, поморщился и, видимо, счел вагон метро, переполненный утренними пассажирами, недостаточно подходящим местом для разглашения своей страшной тайны.

– Слушай, давай не здесь и не сейчас?

– А где и когда? – вздохнула я. – По дороге в универ?

– Да сколько там той дороги!

– Просьба такая сложная?

Он вдруг замялся:

– Вечером пересечемся в спокойном месте?

Вот это поворот!

– Ты приглашаешь меня на свидание? – прямо спросила я.

Весь мой прошлогодний трепет перед Тороповым испарился без следа – я поняла, что могу разговаривать с ним совершенно спокойно и даже нахально.

– Можно и так сказать, – вынужденно согласился он.

Еще бы – я ведь фактически приперла его к стенке.

– А ты в курсе, что у меня парень есть? – с еле заметной угрозой в голосе поинтересовалась я.

Это было не совсем правдой, точнее, совсем неправдой, но как аргумент могло подействовать.

– Рад за тебя, – съязвил Торопов, легко уловив изменение моего настроения и поэтому не выдержав просительного тона. – Но это тут вообще при чем? Я же по делу.

– Ладно, – сдалась я. – Говори, где и во сколько.

– Дай телефон, позже скину время и место, – деловито кивнул Пашка, словно мое согласие было само собой разумеющимся.

Я, будто находясь под гипнозом, послушно продиктовала цифры. Он набрал мой номер и проследил, чтобы я сохранила его определившийся в электронной памяти. А когда двери вагона с грохотом разъехались на нашей станции, Торопов просто кивнул мне на прощанье и скрылся на платформе, протиснувшись мимо стоящих у дверей пассажиров. У него был такой целеустремленный вид, что все перед ним невольно расступились, словно сами не собирались выходить.

Я настолько удивилась, что едва не забыла покинуть вагон. И что это сейчас было, позвольте узнать? Взял телефон и убежал? Ему только это и требовалось? Идти рядом с ним по улице я по-прежнему недостойна? Ну, Торопов, никуда я с тобой не пойду и ни о чем разговаривать не буду, а тем более не стану помогать. Иди ты, сам знаешь куда…

Так я распаляла себя, шагая к университету. Мало что напоминало о наступившей осени: деревья стояли зеленые, на клумбах колосились цветы, под ногами не шуршали облетевшие листья. Впрочем, листья сейчас нигде, кроме парков, не найдешь: на улицах и бульварах они, кажется, даже до земли долететь не успевают, прямиком с веток планируют в черные полиэтиленовые мешки, навевающие неприятные ассоциации с тщательно запакованными трупами.

Какие трупы, о чем я? Встреча с Тороповым на меня так подействовала, что теперь я все вижу в негативном свете. Надо немедленно выбросить из головы эту чушь и номер его удалить, а на звонки с неопределяющихся я все равно никогда не отвечаю, и пусть хоть пишет, хоть звонит…