Вытянувшись на кровати, насколько та позволяла, Руди оторвался от книги и произнес: «Мм».

Марта скинула черное форменное платье и вышла из него, повесив рядом с халатом. Под формой на ней были колготки и поношенный черный лифчик. Она была пышной и веселой девушкой с длинными блеклыми русыми волосами, которые красила в каштановый.

– Я так и думала, что ты будешь прятаться здесь, – сказала она.

– Нам больше нельзя говорить по-польски на людях, – сказал Руди. – Нас слышал Ян.

Расстегивая лифчик, она остановилась и посмотрела на него.

– Тогда нам вообще нельзя разговаривать на людях. – На самом деле она неплохо знала английский, но почему-то стеснялась на нем говорить. Она стянула колготки и трусики и оставила на полу. – Двигайся.

Руди отложил книжку на шкафчик и прижался к стене, чтобы пустить Марту под одеяло рядом. Официально Ян строго порицал отношения между персоналом, но неофициально он избирательно смотрел на них сквозь пальцы, если это не мешало распорядку отеля.

– Почему нам нельзя говорить по-польски? – спросила Марта. Руди обнял ее и вздохнул.

– Я не говорил, что вообще нельзя говорить по-польски. Только на людях.

– Но почему?

Просто объяснить это было невозможно. У Марты каждый ответ только вызывал новый вопрос, однажды они целый вечер потратили на череду вопросов и ответов. В процессе Руди забыл изначальный вопрос, а в конце вообще потерял нить разговора.

– Я не хочу тебе врать, Марта, – сказал он.

– Так обычно говорят, когда хотят соврать, – сказала она, прислонившись головой к его шее.

Что ж, разумно. С этим не поспоришь.

– Я не могу сказать почему, Марта.

Она пожала плечами.

– Я не могу сказать, потому что не хочу тебя втягивать, – сказал он, что было простой, чистейшей правдой.

– Я не против, – сказала она сонно. – Я тебя люблю.

– Так обычно говорят, когда хотят сказать какую-нибудь глупость, – ответил он, но она уже мягко похрапывала, мгновенно заснув. Ян гонял работниц, пока те не падали с ног, но в отеле не хватало людей, потому что всем хотелось провести Рождество и Новый год с семьей.

Руди улыбнулся и поцеловал Марту в макушку. Она никогда не спрашивала, женат он или нет, не состоит ли уже в отношениях, что делает в Зоне. Когда они занимались любовью, пользовались презервативом и таблетками, и на этом ее недоверие к нему исчерпывалось. Марта была простым человеком без затей, с которым никогда не случалось ничего по-настоящему плохого, – как и девяносто девять процентов населения Европы. Ему хотелось рассказать ей, как быстро можно потерять невинность, но он не знал, как передать это словами.

Он обнял ее и почувствовал, как сам погружается в бессознательность, словно подводник, ныряющий спиной с лодки.

В канун Нового года поляки устроили дискотеку.

Ян тут же хотел выкинуть их из отеля, но владельцы упрямо запрещали. Зона славилась тем, что принимала всех и в любое время, вне зависимости от свинского поведения. Она существовала, чтобы привлекать туристов, и если пойдет слух, что отели начали выгонять людей за такие мелкие проступки, как драки стенка на стенку в коридорах, поливание из огнетушителей в баре и катапультирование мебели из окон седьмого этажа, то экономика Зоны может пострадать.

Это был философский вопрос, в котором Ян и владельцы отеля решительно расходились. Ян хотел управлять отелем, владельцы хотели зарабатывать. В идеальном мире они бы нашли какой-то взаимно приемлемый компромисс. В реальном же Ян – и другие управляющие – были вынуждены страдать. Чтобы напроситься на выселение из отеля в Зоне, постоялец должен был вести себя исключительно отвратительно. Поэтому часто Зона была довольно буйным местом, хотя и вполне терпимым, если не считать государственных праздников.