Тело Маяни… Тиа еще сильнее затрясло от этих слов.

Зеленовато-карие глаза, короткие, но пушистые ресницы. Рыжие непослушные кудри до плеч. Искренняя улыбка, левый уголок губ чуть выше правого… Сама жизнь. Самая живая из всех, кого Тиа знала. И вот этот живой огонек погас…

Как же так? Так не должно быть. Так не бывает…

Успокоительное наконец подействовало, Тиани погрузилась в морозное оцепенение и словно сквозь плотный туман слышала, как вернулся Белклив и рассказал, что нашел Сайна и привел обратно, поплатившись за свою заботу синяком на скуле. Сайн плакал и просил прощения, Белклив отправил его в лечебницу, но не в ту, где находился Ворт – мало ли что…

Вернулся Марон и застыл в дверном проеме. Все, кроме Тиани, встали и уставились на командира. Марон прошел в комнату, остановился у дивана и неожиданно для всех, наклонившись, погладил девушку по голове. Пройдя к столу, он тяжело опустился на табурет.

– Я был там, – глухо проговорил он. Тиани резко поднялась на диване, командир невольно поежился под двумя потоками яростного света из ее зрачков.

– Чужаков было двое, – продолжил Марон, отводя взгляд. – Один атаковал Ворта и теснил до самого портала, отрезав от… стажера. Второй возле источника напал на Маяни. Ворт был серьезно ранен, при приближении к порталу его выбросило в наш слой, где он потерял сознание. Когда он пришел в себя и смог вернуться, он нашел за порталом… – Марон выдохнул сквозь зубы. – Нашел тело Маяни, аккуратно уложенное и накрытое ее щитом. Я не понимаю, что это значит… – Он тяжело поднялся и снова вышел, ни на кого не глядя.

Тиани снова свернулась клубочком. В ушах шумело. Если даже через успокоительное так больно, то что же будет потом?..

Что стало потом? Бледный, выцветший мир, потухшие взгляды, молчаливые встречи, мало сна, много работы. Успокоительный отвар, подорванный иммунитет. Простуда, жар, лихорадка, забытье. Мир болел вместе с Тиани: несколько раз налетали тяжелые снеговые тучи, свирепая ледяная крошка секла траву и листья, разбрасывая белые погребальные покрывала по улицам города и окрестным холмам. После погода будто бы налаживалась, солнце осторожными касаниями отогревало прибитую, пожухлую траву… Но оправиться полностью ни трава и деревья, ни душа Тиани уже не могли.

Первую ночь после смерти Маяни Тиа провела в «гостиной». Она просто не могла заставить себя войти в комнату, где лежали вещи Маи, тетради и учебники Маи, где в воздухе витал едва ощутимый аромат любимых духов Маи… На следующий день на рассвете Тиани, очнувшись от сна-беспамятства и задохнувшись слезами от возвращения боли, свинцовой плитой обрушившейся на нее вместе с явью, тихонько выскользнула из «гостиной» (мельком отметив, что в дальнем углу на импровизированной лежанке из скамеек спит Ридан, завернувшись в плащ) и проскользнула по коридору в «прибежище».

Она кружила по комнате, касаясь то одного, то другого предмета, которые еще помнили прикосновения рук ее подруги, ее сестры. Слезы катились по щекам, и Тиани смутно удивлялась, как они не заканчиваются.

«Маяни, сестренка… прости. Я не могу так жить. Я не смогу тебя отпустить, если…»

Тиани взялась за работу. Она переставила всю немногочисленную мебель так, чтобы комната как можно меньше напоминала их с Маяни «прибежище», убрала подальше вещи Маяни, распахнула настежь окно и, ежась от холодного ветра, долго стояла перед ним, пока воздух в комнате полностью не поменялся и не принес вместо едва уловимого аромата духов запахи травы и пыли, прибитой дождем.

Заварив травяной чай, Тиани уселась с кружкой на табурет перед широким подоконником – она решила, что в одиночестве ей ни к чему использовать единственный стол как обеденный, и можно превратить его исключительно в рабочий, завалив тетрадями, учебниками и журналами. Маяни всегда возмущалась и ворчала по этому поводу… Тиа грустно улыбнулась.