Когда добрались до постоялого двора, вежливо, но непреклонно выставил меня за дверь. И очень хорошо. Нет никакого желания держать таз, в который станет стекать кровь из отворенной жилы. Недостойно рыцаря бояться ран, я и не боюсь, но больно уж зрелище мерзкое.

Оруженосец ни в коем случае не должен пребывать в праздности. Пока высокоученый Джеймс Лонкс осматривает и врачует сэра Грегори, я позабочусь о лошадях. Прямо сейчас и пойду. Но сперва нужно заглянуть на кухню, может, удастся раздобыть для Скорпия и Айлиля пару морковок или яблок, а то несколько круто посоленных ломтей хлеба.

Однако намерению моему не суждено было сбыться. Услышав ведущийся меж кастрюль разговор, я остановился в нескольких шагах от порога. Невместно рыцарю подслушивать, но обитательницы постоялого двора галдели так, что об их делах и на соседней улице, верно, все уже знали.

– К рыцарю-то Лонкса позвали, – тараторил молодой женский голос. – Джейн, дуреха, посоветовала. А лекарь-то, говорят, на войне людям руки-ноги отрезал и горящей смолой раны жег. Может, лучше было о Мэри рассказать?

– И думать не смей, – отвечал другой голос, посолиднее. – Рыцарь-то из ордена Грифона, знаешь, небось, как они с ведьмами поступают? Что же нам, без знахарки оставаться? Рожать время подойдет, к кому побежишь?

– Ой, не знаю. Боязно к Мэри-то идти. Священник говорит, кто с ведьмой свяжется, свою душу навек погубит.

– Зато все детишки, которых Мэри принимала, до сих пор живы-здоровы. И мамки их тоже. С того света Мэри баб и младенчиков, если что, вытаскивает.

– Так-то оно так, но сама ведь знаешь, что про нее говорят…

– Тем более не болтай. Рыцарь уедет, а мы тут с помощью Творца дальше справляться будем.

– Да просто жалко старика.

– А оруженосца не жалко? Которого к лекарю посылали? Хочешь, чтобы он в лес сунулся? Такие мальчишки для Мэри самое лакомство.

Раз уж речь зашла обо мне, то я точно имею право все знать. Осторожно переступив, подвинулся ближе к двери.

– Благородному господину что-то нужно?

На меня, опираясь на метлу, лукаво смотрела давешняя служанка.

– Или он кого-то ищет? – протянула она медовым голоском.

– Да. Тебя. Я ведь обещал рассказать о славных подвигах и приключениях.

– Вот уж нет! – Джейн гордо передернула плечами. – Ишь, чего захотел – целовать! Много вас тут таких, кто и на сеновал зовет, а вот болотную лилию принести никому не по силам.

– Я принесу. Что за болотная лилия?

– Даже не знаешь, а сулишь! Думаешь небось у кого-нибудь в саду украсть или на базаре купить. А вот нет! Я болотную лилию от всех прочих цветов завсегда отличу.

– Да что это за диковина такая?

– Цветок как кровь красный, – мечтательно протянула служанка. – Если его за корсажем носить, красота девичья вовек не увянет, только прибывать станет.

– Ты и так красивая, – я осторожно попытался подвинуться к Джейн поближе.

– Но-но! – разом пресекла она мои стремления. – Прежде на болота ступай. Если, конечно, Кровавой Мэри не боишься.

– Рыцарю страх неведом!

– Кровавую Мэри все боятся, – наставительно ответила Джейн. – Вот поедешь ты на болота за лилией, а путь через лес пролегать будет. И встанет твой конь, нипочем не захочет вперед идти. А тем временем ночь наступит. Увидишь тогда, будто окошко вдалеке светится. Решишь, что там человеческое жилье, и пойдешь к тому свету. Будет там дом, а в нем такая красавица, что обо всем забудешь. Только это Кровавая Мэри, ведьма, глаза отводить мастерица. На самом деле она горбатая бельмастая старуха, но ты об этом знать не будешь. Поднесет она тебе чарку вина, песнями нежными зачарует, захочешь ты ласки ее. А когда уснешь, убьет тебя ведьма, душу заберет, в крови искупается, а тело на островке среди болот закопает. И никто про могилку твою знать не будет, только вырастет на ней красная лилия. И я вспоминать буду. – Джейн жалостливо шмыгнула носом. – Ой, горе какое… Дай хоть поцелую напоследок!