Но, странное дело, как в случае с плавающим глазом, так и после эпизода с помадой на щеке Иван принял произошедшее за данность и не стремился подвергнуть его более глубокому анализу. Ведь большинство ежеминутно текущих вокруг нас событий мы так и воспринимаем, акцентируя внимание лишь на тех моментах, которые считаем нужным «обмозговать». Остальные же оседают в ячейках памяти, откуда некоторые из них в последствии порою извлекаются для дальнейших мыслительных манипуляций, а оставшиеся со временем чаще всего за ненадобностью просто удаляются. Таким самым образом и указанные выше эпизоды заняли соответствующие ячейки в ожидании своей дальнейшей участи. Впрочем, ждать пришлось не так уж и долго.

Пару недель спустя, Иван, как и тогда, отправился на работу общественным транспортом и, конечно же, не прогадал. Но вечером, возвращаясь домой на электричке, должен был все-таки признать, что не один он оказался таким умным. Народу в поезде набралось столь много, что он даже не стал протискиваться внутрь вагона, а, расположившись у дверей, противоположных входным, остался стоять в тамбуре, который впоследствии, впрочем, также изрядно набился пассажирами.

Поезд отправился в путь, а Иван, вставив в уши наушники, погрузился в мир музыки, к которой, признаем, был очень даже не равнодушен. После подобного погружения его обычно ничто абсолютно из происходящего вокруг уже не интересовало. Так случилось и на сей раз. Правда, продолжалось ровно до тех самых пор, пока не закончился альбом выбранного им исполнителя. В паузе, покуда определялся следующий, внимание Вани неожиданно привлекла нечаянно добравшаяся до сознания фраза:

– Ну, ты же знаешь, что я никогда не ошибаюсь при выборе транспорта. Сегодня абсолютно бессмысленно было ехать машиной.

Заинтересовавшись, Иван, чтобы четче слышать глубокий грудной женский голос, извлек из ушей наушники – которые правильнее было бы называть по их функционалу скорее «вушниками» – одновременно переводя взгляд на обладательницу столь притягательного речевого тембра.

– Да-да. Конечно. Я уже минут через двадцать буду в Пушкино, – заканчивала она разговор по мобильному телефону, – Не переживай, мама.

Возможно Иван ее и не узнал бы вовсе. Поскольку она оказалась ниже, чем в прошлый раз, – очевидно из-за отсутствия теперь высоких каблуков, – длинные волосы ее были распушены и имели, вполне вероятно, даже несколько иной оттенок,  хотя точно утверждать этого он не стал бы. И вообще: джинсы, незатейливая кофточка, неброский макияж. А потом еще этот голос. Тогда же ведь она не проронила ни единого слова. А посему никакой ассоциативной привязки при звучании ее речи к их прошлой встрече не должно было появиться. Теперь же ему казалось, что голос этот не мог бы даже и принадлежать той, прошлой. Очки. Именно они оказались теми же, что и в прошлый раз: комбинированного бордового с черным цвета. Он узнал их первыми. Затем уж глаза. Следом задумчивым взглядом описал очертания щедро пожалованного природой внушительного дамского барельефа, запомнившегося, надо признать, ему не менее примечательных очков.

– Ну, что за привычка дурацкая раздевать баб глазами? – Иван вздрогнул и молниеносно вернулся взором к лицу попутчицы.

– Никакой вам интриги. Все домысливают, дорисовывают себе, – продолжал рассуждать ее приятный голос, однако, губы при этом не соизволили даже хоть чуточку для приличия шевельнуться. Да и вообще все выражение лица выдавало обычного, стоящего напротив, абсолютно к вам и к вашим мыслям равнодушного пассажира электрички. Она даже мельком пробежалась глазами по нему самому. А отсутствие какой-либо последующей реакции лишь красноречиво подчеркивало, что видела она сего индивида впервые. И уж конечно не могла иметь никакого отношения к тогдашнему следу от поцелуя.