Раздражение так или иначе посещает всех. По крайней мере, всех моих многочисленных друзей, родственников и знакомых. И у всех это проявляется непременно как-нибудь по-своему.

Кто-то откровенно бесится и кидается на всех, хлопает дверьми и посылает всех куда подальше. Кто-то, наоборот, специально выискивает жертву, какую-нибудь особенно беззащитную и безответную, ну и сливает на нее по полной программе с извращенно-садистским наслаждением. Кто-то погружается в себя настолько глубоко, что и не докричишься. А кто-то, наоборот, мысленно скрипя зубами, держит себя в руках и стоически терпит всех и вся, улыбаясь при этом разве несколько отрешенной улыбкой – настолько не выказывающей ничего, что присутствующие остаются не в курсе истинного положения вещей до первого сердечного приступа.

Я так обыкновенно кипел внутри себя, но, впрочем, на грани легкого срыва, переставая различать детали и людей вокруг, будто только что принял смертельный яд, и вот он уже действует. Меня выворачивает наизнанку, и все неминуемо летит черт знает куда, а мир как был, так и остается равнодушно-плоским и безнадежно дурацким во всех своих направлениях.

Но по сравнению с иными, прочими подобные приступы посещали меня, как мне кажется, все же не слишком часто. Так, раз в неделю, а то и реже. Ерунда. Не патология.

Правда, жена моя всегда считала иначе. Ну да она уже пару месяцев как в отъезде.

У нас вообще отношения с ней превалировали изысканно-предупредительные и довольно ненавязчивые. Как в санатории или в дурдоме. Но несмотря на то что жилось нам вместе вполне себе комфортно и легко, я по ней до сих пор почти совсем не скучал. Так, вспоминал периодически и все. Никаких таких особых сантиментов.

В коммунальной квартире подобные мелочи были, в общем, простительны. Ибо многообразие форм жизни, всей этой флоры и фауны, в столь сжатом пространстве накладывало особый отпечаток на отношения с людьми вообще.

Мы жили с ней в одной комнате и нагляделись друг на друга уже на сто жизней вперед. Теперь можно было позволить себе отдохнуть друг от друга столь же полноценно и всесторонне…

Меж тем состояние мое столь же быстро улучшалось, сколь быстро портилось еще час назад, почти сразу после обеда.

Ах да, ведь был еще обед. Что-то я там такое ел. Так, может, проблема в нем?

Правда, будучи уже вторую неделю на больничном, я практически совсем перестал есть и сегодня съел лишь пару ложек гречневой каши, сваренной еще неделю назад, да выпил чай с бутербродом.

Ни от того, ни от другого такой бурной реакции последовать было не должно. Не тот размах. Скорее уж долбанные выборы президента, на все времена одного и того же, или же совершенно не к месту, предательски хорошая погода. Теперь, когда я уже вторую неделю безвылазно сижу дома.

За окном над крышами неожиданно показался маленький, словно игрушечный самолетик и, прошелестев еле слышно почти до середины окна, выпустил из себя целую вереницу барахтающихся человечков, у которых через равные промежутки времени вырастали сверху разноцветные купола.

Меня здорово зацепила эта картинка. Какое-то время я застыл на месте, завороженно на них глядя. Но парашютисты довольно быстро исчезли где-то там, за крышами, а самолет улетел. Потому наблюдать далее стало не за кем.

Я в очередной раз истерически попытался открыть окно, дергая его так, словно мне стало нечем дышать, в результате лишь приоткрыв форточку сантиметров на пять, что все же было несомненным результатом.

Мне в лицо тут же повеяло свежим, прохладным воздухом, а звуки с улицы сделались отчетливее и громче.