Исчезновение Даниэля Барова иначе, чем «таинственное», не называли. По факту этого таинственного исчезновения было заведено уголовное дело, которое сразу же перешло в разряд «висячих». Ничто не взято, не пропало, никаких требований выкупа, никаких звонков, никаких сообщений. Детализация его телефонных разговоров тоже ничего не дала. Было выявлено, что ему действительно звонили в ноль часов восемнадцать минут, разговор длился сорок три секунды, но номер собеседника определить не удалось. Его собственный телефон был недоступен. Опросили его друзей и знакомых, включая женщин, а также Алину и Марину. Никаких следов, никаких ниточек, никаких, даже самых горьких, определенностей. Обращались к экстрасенсам. Их мнения разошлись: двое сказали, что он жив, но находится где-то очень далеко отсюда, другие уверенно заявили, что не видят этого человека среди живых.

Какое-то время в интернете продолжали появляться короткие сообщения о нем, которые не подтверждались и не опровергались. Постепенно тема о пропаже художника была исчерпана для журналистов, поскольку перестала быть новостью для публики. Затянувшаяся загадка уже не будоражила умы, а, скорее, утомляла.

Новые громкие события, прорывая пелену повседневности, взлетали на самый пик рейтинга, а прореха, вызванная исчезновением Барова, сглаживалась и зарастала без следа.

Ему снилось, что он летит над бесконечной зеленой равниной, немного покатой относительно линии горизонта, словно очень пологий склон гигантского холма. Полет был странный – он не чувствовал ни ветра, ни холода, ни скорости, и мог бы подумать, что завис, распластанный в невесомом состоянии на орлиной высоте, и что упасть ему не дает что-то вроде невидимого упругого воздушного надувного матраса. Но судя по некоторым изменениям ландшафта внизу, это все-таки был полет – беззвучный, без единого мышечного усилия, без понимания, куда и зачем. Его несло вместе с облаками, и он безвольно подчинялся этому направлению.

Вдруг он попал в какую-то воздушную воронку. Его начало крутить, и вращение становилось таким стремительным, что у него заломило в висках и подступила тошнота. К тому же, наряду с вращением, он чувствовал, что его тянет вниз какая-то страшная сила, как будто на него накинули петлю, затянули ее повыше пояса, сдавив ребра, и резко дернули вниз. Почти задохнувшись, он попытался ослабить давление ремня – оказалось, что это петля из ремня, но в это время его пронзила невыносимо острая боль в спине, и он закричал во сне так сильно, что проснулся от этого крика. Но открыв глаза, он увидел только кромешную черноту, которая через секунду заполнилась изумительной красоты синими точками. Эти точки подержались, давая собой налюбоваться, но затем стали расплываться, исчезать. И скоро чернота испещрилась другими точками – разноцветными, большей частью красными и золотыми. Скоро все, кроме золотых, исчезли, и эти золотые точки стали слепить глаза. Он зажмурился и опять оказался в кромешной тьме.

Очевидно, он опять уснул, потому что теперь ему снилось, что он уже не летит, а лежит на чем-то прохладном и жестковатом и смотрит в небо, которое стало так недостижимо высоко, что казалось невероятным, что он только что был там, среди облаков, и летел… «Наверно, я упал», – подумалось ему, и эта мысль настолько была разумной, что оказалась на грани сна и пробуждения. По крайней мере, потом он четко помнил, как он подумал это во сне. Вторая мысль, которую он тоже запомнил – как передать на бумаге или холсте эти удивительные цвета, которые ему приснились – эту голубизну неба, зелень равнины, эту тьму с синими точками. Еще одна мысль также звучала в его голове, и он не мог понять – во сне она пришла к нему, или уже совсем наяву – о том, как он будет рассказывать, что эти удивительные краски пришли к нему во сне, когда он летал. Вот он, секрет Шагала, мелькнуло у него. Он просто воплотил свой сон! Но у меня будет свой полет. Ему захотелось скорей в мастерскую, начать работать. Но как только он сделал попытку подняться с постели, его опять пронзила нестерпимая боль в спине, и он со стоном повалился назад. Черт, что это? Где я застудился? Он попытался нащупать столик у кровати. Куда он делся-то? Подождите-ка, а я-то сам где? Я не дома. И не на кровати. А где? Похоже я на полу. На ковре. Но у кого? Господи! Я ничего не помню! Надо кого-то позвать. Но кого? Эй!!! Ау!!! Доброе утро! Я проснулся! «Где она, черт ее дери? Небось, наводит марафет. Чтобы я ее не увидел утром без грима. Да плевать мне на ее грим!» Эй! Солнце мое! Как там тебя!