– Да что вы себе позволяете!

Аня с трудом разлепила глаза. Очертания комнаты немного расплывались. В этот момент в комнату шагнул Филатов, в рукав плаща которого вцепилась негодующая Нинка, таращившая на него свои большие черные глаза. Эта картина была так восхитительно нелепа, что Аня фыркнула и с трудом вытолкнула через непослушные губы:

– Отпусти его, Нинка, это не разбойник, это мой шеф. Бывший…

– Настоящий, – спокойно произнес Филатов, внимательно разглядывающий Аню из-под нахмуренных бровей.

Аня вдруг всей кожей ощутила, какое жалкое зрелище она сейчас собой являет: растрепанная, с лихорадочными пятнами на щеках и нездоровым блеском в глазах, лежащая под толстым одеялом. Рядом обнаружился стул с неизменными атрибутами больного человека – кружкой, упаковками таблеток, термосом, шприцами. Когда Аня увидела шприцы, она тут же ощутила, как ноет ее заднее место, в которое подруга успела чего-то натыкать. Голова ее гудела как рельс, по которому только что промчался груженый состав, а горло драло так, будто она месяц сидела на диете из кактусов.

– Я пыталась его не пустить, между прочим! – воскликнула разъяренная Нинка, готовая оторвать Филатову рукав, а то и чего-нибудь еще. С яростной Нинкой лучше не связываться, это Аня знала по собственному печальному опыту. Как-то они разругались по какому-то идиотскому поводу, и Нинка пропала на полгода, успев расколотить Анину любимую вазу. Они обе очень страдали от этого разрыва, потом долго и упорно ревели, когда помирились и даже нешуточно напились, но с тех пор Аня всегда старалась не распалять вспыльчивую подругу. Так что Филатов был в нешуточной опасности, о чем он, впрочем, ничуть не переживал. Он улыбнулся Нинке и осторожно отцепил ее руку . Потом невозмутимо откинул полы щегольского тёмного плаща и уселся в кресло, стоявшее рядом с Аниной кроватью, словно делал это всю свою жизнь. Нинка, опешив от такой наглости, уже открыла рот, чтобы закатить невиданный скандал, но Аня умоляюще посмотрела на неё:

– Не надо, Нина, пожалуйста!

Нинка зверски посмотрела на Аню и мгновенно переключилась на неё, чего Аня, впрочем, и добивалась.

– А ты тоже хороша, красавица! Ни привета, ни звонка! На звонки тоже отвечать не надо – зачем?! Помирать, так в гордом одиночестве! Ладно, я медсестра! Ладно, ключи есть!

– Я не собиралась помирать, – тихо буркнула Аня.

Пока Нинка устраивала Ане выволочку, Филатов рассматривал Анино жилище. Всего одна комната, как он успел заметить. Простая, скромная, но не без изящества обставленная комнатка с приятными картинками на стенах. Почему-то не удивило его отсутствие телевизора. Не удивил дорогой ноутбук на столе с хорошими колонками, знакомые кленовые листья в вазе на подоконнике и множество комнатных растений в изящных горшках. Не удивил книжный стеллаж, забитый книжками по самое некуда и разнообразные симпатичные сувениры, торчащие то тут, то там. Но были и вещи, заставлявшие задуматься.

Портрет смутно знакомой красивой женщины на стене с усталыми тёмными глазами. Впрочем, некоторое сходство с Аней навело его на мысль, что это её мать, хотя Ане не досталось ни материнских оленьих глаз, ни изящно изогнутого рта. В голове что-то назойливо мелькнуло, но Филатов не успел схватить за хвост быстро скользнувшую мысль.

Стопка зелёных книг рядом с Аниной кроватью заставила его брови поползти вверх. Он, конечно, слышал о «Звенящих кедрах России», но эти книги и люди, их читающие, вызывали у него легкое справедливое презрение, как и у любого нормального человека, столкнувшегося с какими-нибудь сектантами. Как связать с этим всем его умную, необычную и интересную секретаршу, он не знал. Что это могло означать? Скука? Нет, от скуки не держат книги возле кровати и не закладывают в них столько закладок. Развлечение? Так называемый «духовный поиск»? Он поразмыслил еще немного, но за недостатком информации отложил все размышления и выводы на потом.